| Кто при звездах и при луне Так поздно едет на коне? Чей это конь неутомимый Бежит в степи необозримой? |
Kiu sub lun', dum
stela fal' Galopas nokte sur cheval'? Kaj kies chi-cheval' sen laco Kuradas tra la stepa spaco? |
| Казак на север держит путь, Казак не хочет отдохнуть Ни в чистом поле, ни в дубраве, Ни при опасной переправе. |
Kozako norden rajdas
nun. Li ne ripozas sub la lun', Nek en kamparo post kurado, Nek antau la danghera vado. |
| Как сткло булат его блестит, Мешок за пазухой звенит, Не спотыкаясь конь ретивый Бежит, размахивая гривой. |
Bulata bril' sen ajna
rust' (t8), Oraro tintas che la brust', Kaj flagras de l' cheval' fidela Dum hasta kur' kolharo bela. |
| Червонцы нужны для гонца, Булат потеха молодца, Ретивый конь потеха тоже - Но шапка для него дороже. |
Orar' necesas por la
ir', Bulaton shatas kavalir', Ghojigas la chevalo kura, Sed plej valoras chapo nura. |
| За шапку он оставить рад Коня, червонцы и булат, Но выдаст шапку только с бою, И то лишь с буйной головою. |
La chapo vere kostas
pli Ol oro kaj cheval' por li. Kaj li oferos tiun chapon, Nur se li perdos sian kapon. |
| Зачем он
шапкой дорожит? За тем, что в ней донос зашит, Донос на гетмана злодея Царю Петру от Кочубея. |
Kial la chapon gardas
li? Char enkudritas nun en ghi Denunco pri l' hetman'-latrono De Kochubej' al Petra trono. |
| Грозы не чуя между тем, Неужасаемый ничем, Мазепа козни продолжает. С ним полномощный езуит (15) Мятеж народный учреждает И шаткой трон ему сулит. Во тьме ночной они как воры Ведут свои переговоры, Измену ценят меж собой, Слагают цыфр универсалов, (16) Торгуют царской головой, Торгуют клятвами вассалов. Какой-то нищий во дворец Неведомо отколе ходит, И Орлик, (17) гетманов делец, Его приводит и выводит. Повсюду тайно сеют яд Его подосланные слуги: Там на Дону казачьи круги Они с Булавиным (18) мутят; Там будят диких орд отвагу; Там за порогами Днепра Стращают буйную ватагу Самодержавием Петра. Мазепа всюду взор кидает И письма шлет из края в край: Угрозой хитрой подымает Он на Москву Бахчисарай. Король ему в Варшаве внемлет, В стенах Очакова паша, Во стане Карл и царь. Не дремлет Его коварная душа; Он, думой думу развивая, Верней готовит свой удар; В нем не слабеет воля злая, Неутомим преступный жар. |
Kaj dume, fora de l'
minac', Sen gravaj timoj en palac' Mazep.a la perfidon plektas. Kun li - potenca jezuit' (p15) Popolan levon jam direktas, Promesas tronon sen merit', Kaj shtele ili en noktmezo Traktadas pri perfida prezo, Preparas jam sub pluma skrap' La chifron de universaloj (p16), Marchandas pri la cara kap', Vendadas jhurojn de l' vasaloj. Povrulo ia en mallum' Singarde la leterojn portas, Kaj Orlik' (p17) - la hetmana grum', Lin el kaj al palac' eskortas. Servistoj liaj tra la land' Venenon hidan kashe semas: Jen kun Bulavin (p18) ribelemas Kozakoj che la Dona rand'; Jen vekas la sovaghajn hordojn Per klachoj pri l' kruela car'; Jen jhetas trans la Dneprajn bordojn Timardon inter kozakar'. Mazepa agas tre obtuze, Rigardon chien jhetas, kaj - Jen kontrau Moskv', trompita ruze, Militas nun Bahhchisaraj' (t9). Atentas lin pashao turka, Auskultas Varsovia regh', Kaj Karl', kaj car' - l' animo turpa Ne dormas por momento ech. La penson sekvas nova penso, La celon vidas la prepar'; Ne mildas la malica menso, Senlaca en la krima far'. |
| Но как он вздрогнул, как
воспрянул, Когда пред ним незапно грянул Упадший гром! когда ему, Врагу России самому, Вельможи русские послали (19) В Полтаве писанный донос И вместо праведных угроз, Как жертве, ласки расточали; И озабоченный войной, Гнушаясь мнимой клеветой, Донос оставя без вниманья, Сам царь Иуду утешал И злобу шумом наказанья Смирить надолго обещал! |
Sed kiel flugis li
spirite, Kiam atingis lin subite L' falinta tondr'! Kiam al li, - Mem malamiko de Rusi', - Nobeloj rusaj (p19) readresis Denuncon el la hejma land', Kaj ech sen justa minacad', Kvazau viktimon, lin karesis. Kaj inter zorgoj de l' milit' Che l' shajne kalumnia list', L' denuncon svage traleginte, Mem Petro skribis al Judas', Ke la malicon punos inde: Jen bona brido por amas'! |
| Мазепа, в горести притворной, К царю возносит глас покорный. "И знает бог, и видит свет: Он, бедный гетман, двадцать лет Царю служил душою верной; Его щедротою безмерной Осыпан, дивно вознесен... О, как слепа, безумна злоба!... Ему ль теперь у двери гроба Начать учение измен, И потемнять благую славу? Не он ли помощь Станиславу (20) С негодованьем отказал, Стыдясь, отверг венец Украйны И договор и письма тайны К царю, по долгу, отослал? Не он ли наущеньям хана (21) И цареградского салтана Был глух? Усердием горя, С врагами белого царя Умом и саблей рад был спорить, Трудов и жизни не жалел, И ныне злобный недруг смел Его седины опозорить! И кто же? Искра, Кочубей! Так долго быв его друзьями!..." И с кровожадными слезами, В холодной дерзости своей, Их казни требует злодей... (22) |
Mazepa en imita veo Al Petro pledas kun obeo: "Ja vidas Dio kaj la land' - Dum dudek jaroj li, hetman', Fidelanime servis caron. Benante l' Moshtan malavaron, Li chiam - en supera vid'... Ho, kiel la malico blindas! Che sojlo de la tomb' chu indas Komenci studon de perfid', Makuli sian dignan gloron? Ja mem de Stanislav' favoron (p20) Rifuzis li kun abomen', Refutis mem la sceptron hontan, Kaj la kontrakton korespondan Transsendis al la suveren'. Ja li provokojn de la hhano (p21), Kaj Istanbula ech sultano Preterauskultis. Lia far' - Militi por la blanka car' La malamikojn sabre, mense, - Elspezi l' vivon ghis la fin'! Kia kruel' - arogi lin Malhonorigi nun intence! Kaj kiu? Iskra, Kochubej'! - Amikoj liaj plej konfidaj!" Kaj mem kun larmoj sangavidaj Por ili petas en real' Nur ekzekuton la brutal' (p22). |
| Чьей казни?... старец
непреклонный! Чья дочь в объятиях его? Но хладно сердца своего Он заглушает ропот сонный. Он говорит: "В неравный спор Зачем вступает сей безумец? Он сам, надменный вольнодумец, Сам точит на себя топор. Куда бежит, зажавши вежды? На чем он основал надежды? Или... но дочери любовь Главы отцовской не искупит. Любовник гетману уступит, Не то моя прольется кровь." |
Oldulo! Kies
ekzekuton?! Kies filin' karesas vin? Sed premas li en frida sin' La duondorman kor-balbuton. Li diras: "Tiu stulta vir' Senvenkan lukton lanchis vane; Por si l' toporon propramane Akrigas tiu chi martir'. Sed kion li akcelas blinde? Esperojn levas? Ja mirinde - Chu?... - Tamen ech filina am' La kapon patran ne achetos. Amanto al hetmano cedos, Kontraue fluos mia sang'." |
| Мария, бедная Мария, Краса черкасских дочерей! Не знаешь ты, какого змия Ласкаешь на груди своей. Какой же властью непонятной К душе свирепой и развратной Так сильно ты привлечена? Кому ты в жертву отдана? Его кудрявые седины, Его глубокие морщины, Его блестящий, впалый взор, Его лукавый разговор Тебе всего, всего дороже: Ты мать забыть для них могла, Соблазном постланное ложе Ты отчей сени предпочла. Своими чудными очами Тебя старик заворожил, Своими тихими речами В тебе он совесть усыпил; Ты на него с благоговеньем Возводишь ослепленный взор, Его лелеешь с умиленьем - Тебе приятен твой позор, Ты им, в безумном упоеньи, Как целомудрием горда - Ты прелесть нежную стыда В своем утратила паденьи... |
Maria, povrulin' Maria,
El la plej belaj - belulin'! Ne scias vi, serpento kia Varmighas nun che via sin'. Per kia sorch' nekomprenebla Al la anim' kruela, febra, Logita estas vi sen tim'? Por kiu estas vi viktim'? La grizon de la krispoj liaj, L' profundon de la sulkoj piaj, La vokon de l' rigarda bol', La ardan ruzon de l' parol' Por vi vi nomas plej benita, Pli kara ech ol la patrin'. Delicon de la logo lita Vi prenis kontrau hejma sin'. Per la okula stranga tiro Ensorchis vin oldula mens'. Dum loga kaj mallauta diro Ekdormis via konscienc'. Vi la okulojn pie levas Al li kun beno kaj ador', Vi lin karesi milde revas, Por vi agrablas la malglor'. Pri ghi fieras vi en mondo, Kvazau pri virto en fatal' - Ja, perdis vi en via fal' Teneran charmon de la honto. |
| Что стыд Марии? что молва? Что для нее мирские пени, Когда склоняется в колени К ней старца гордая глава, Когда с ней гетман забывает Судьбы своей и труд и шум, Иль тайны смелых, грозных дум Ей, деве робкой, открывает? И дней невинных ей не жаль, И душу ей одна печаль Порой, как туча, затмевает: Она унылых пред собой Отца и мать воображает; Она, сквозь слезы, видит их В бездетной старости, одних, И, мнится, пеням их внимает.... О, если б ведала она, Что уж узнала вся Украйна! Но от нее сохранена Еще убийственная тайна. |
Chu gravas honto?
Klacha brul'? Chu tushos shin laikaj bruoj, Se klinas sin al la genuoj Fiera kapo de l' oldul', Se la hetman' kun shi forgesas Pri strechoj, pri la sorta pen', Au fundon de l' kuragha pens' Al shi ekscii nun permesas? Nur unu nubo en anim' Aperas en singulta spiro: Shi foje patron kun patrin' Imagas solajn en sopiro; Shi vidas tra l' kompata plor' Ilin maljunajn, en angor', Kaj mokojn audas en deliro. Ho, se shi scius en kviet', Kion jam portas fam' parola! Sed pereiga chi sekret' Kashita estas de shi sola. |