16.
Ты помнишь детские года:
Слезы не знал я никогда;
Но тут я плакал без стыда.
Кто видеть мог? Лишь темный лес
Да месяц, плывший средь небес!
Озарена его лучом,
Покрыта мохом и песком,
Непроницаемой стеной
Окружена, передо мной
Была поляна. Вдруг во ней
Мелькнула тень, и двух огней
Промчались искры... и потом
Какой-то зверь одним прыжком
Из чащи выскочил и лег,
Играя, навзничь на песок.
То был пустыни вечный гость -
Могучий барс. Сырую кость
Он грыз и весело визжал;
То взор кровавый устремлял,
Мотая ласково хвостом,
На полный месяц, - и на нем
Шерсть отливалась серебром.
Я ждал, схватив рогатый сук,
Минуту битвы; сердце вдруг
Зажглося жаждою борьбы
И крови... да, рука судьбы
Меня вела иным путем...
Но нынче я уверен в том,
Что быть бы мог в краю отцов
Не из последних удальцов.
17.
Я ждал. И вот в тени ночной
Врага почуял он, и вой
Протяжный, жалобный как стон
Раздался вдруг... и начал он
Сердито лапой рыть песок,
Встал на дыбы, потом прилег,
И первый бешеный скачок
Мне страшной смертью грозил...
Но я его предупредил.
Удар мой верен был и скор.
Надежный сук мой, как топор,
Широкий лоб его рассек...
Он застонал, как человек,
И опрокинулся. Но вновь,
Хотя лила из раны кровь
Густой, широкою волной,
Бой закипел, смертельный бой!
18.
Ко мне он кинулся на грудь:
Но в горло я успел воткнуть
И там два раза повернуть
Мое оружье... Он завыл,
Рванулся из последних сил,
И мы, сплетясь, как пара змей,
Обнявшись крепче двух друзей,
Упали разом, и во мгле
Бой продолжался на земле.
И я был страшен в этот миг;
Как барс пустынный, зол и дик,
Я пламенел, визжал, как он;
Как будто сам я был рожден
В семействе барсов и волков
Под свежим пологом лесов.
Казалось, что слова людей
Забыл я - и в груди моей
Родился тот ужасный крик,
Как будто с детства мой язык
К иному звуку не привык...
Но враг мой стал изнемогать,
Метаться, медленней дышать,
Сдавил меня в последний раз...
Зрачки его недвижных глаз
Блеснули грозно - и потом
Закрылись тихо вечным сном;
Но с торжествующим врагом
Он встретил смерть лицом к
лицу,
Как в битве следует бойцу! ..
19.
Ты видишь на груди моей
Следы глубокие когтей;
Еще они не заросли
И не закрылись; но земли
Сырой покров их освежит
И смерть навеки заживит.
О них тогда я позабыл,
И, вновь собрав остаток сил,
Побрел я в глубине лесной...
Но тщетно спорил я с судьбой:
Она смеялась надо мной!
20.
Я вышел из лесу. И вот
Проснулся день, и хоровод
Светил напутственных исчез
В его лучах. Туманный лес
Заговорил. Вдали аул
Куриться начал. Смутный гул
В долине с ветром пробежал...
Я сел и вслушиваться стал;
Но смолк он вместе с ветерком.
И кинул взоры я кругом:
Тот край, казалось, мне знаком.
И страшно было мне, понять
Не мог я долго, что опять
Вернулся я к тюрьме моей;
Что бесполезно столько дней
Я тайный замысел ласкал,
Терпел, томился и страдал,
И все зачем?.. Чтоб в цвете лет,
Едва взглянув на божий свет,
При звучном ропоте дубрав
Блаженство вольности познав,
Унесть в могилу за собой
Тоску по родине святой,
Надежд обманутых укор
И вашей жалости позор! ..
Еще в сомненье погружен,
Я думал - это страшный сон...
Вдруг дальний колокола звон
Раздался снова в тишине -
И тут все ясно стало мне...
О, я узнал его тотчас!
Он с детских глаз уже не раз
Сгонял виденья снов живых
Про милых ближних и родных,
Про волю дикую степей,
Про легких, бешеных коней,
Про битвы чудные меж скал,
Где всех один я побеждал! ..
И слушал я без слез, без сил.
Казалось, звон тот выходил
Из сердца - будто кто-нибудь
Железом ударял мне в грудь.
И смутно понял я тогда,
Что мне на родину следа
Не проложить уж никогда.
|
16.
"Memoras vi, ke mi,
infan',
ne perdis larmon dum iam';
sed nun ploradis mi sen ghen'
kaj honto. Kiu en chagren'
rigardus min? Arbaro kun
sur la chiel' naghanta lun'!
En ghia helradia stri'
kampeto kushis antau mi,
per sablo, musk' kovrita nur,
kaj ghin netrairebla mur' -
arbar' borderis per kontur'.
Sur ghin subite kiel fulm'
alsaltis ombro, sparkis lum'
de du okuloj, kaj sur sabl'
ekludis besto kun afabl'.
Potenca estis leopard',
per sanga brilis ghi rigard',
ronghante freshan oston, kaj
per vosto svingis ghi en gaj'
al luno, kaj de ghia lan'
briletis arghenteca flam'.
Atendis mi kun branch' en man',
batalon eksoifis kor',
la lukton sangan... Sorto for
kondukis min de tio, sed
firmighis nun en mi la kred',
ke mi en kara patroland'
ne lasta estus batalant'.
17.
"Atendis mi. Kaj
jen rabul'
ekflaris min, kaj la ulul'
tirita, plenda kiel ghem'
eksonis... Kun kolera trem'
ekgratis sablon ghi kun pen',
kaj baumis, kaj kushighis jen,
minacis salto per la mort'...
Sed mi antauis, kaj kun fort'
per branch' kornoza kun subit'
dishakis frunton sen hezit'...
Kun ghemo falis ghi al grund',
kaj kvankam fluis kun abund'
la ondo sanga el la vund',
ghi sin relevis el la fal',
kaj jen ekbolis en la val'
ghismorta tiam la batal'!
18.
"Al brusto mia
saltis ghi,
sed branchon tuj sukcesis mi
en gorghon shovi per angul',
dufoje turni... kun ulul'
ghi shiris sin kun lasta fort'
kun elasteco de risort',
kaj ni, plektante sin kun tord',
sur teron falis en la kun',
sed min favoris la fortun'.
Timiga en batala ard',
sovagha, kiel leopard',
mi estis tiam, au ech pli,
kvazau kun ties famili'
devenon mian ligas mi,
naskita en arbar-seren'
sub ghia fresa baldaken'.
Forgesis, shajnis, kun la plen'
de homoj vortojn mi, kaj kri'
terura de batal-ebri',
la besta krio de la sang'
naskighis, kvazau mia lang'
ne taugis por alia son'
de infanec' pro senbezon'...
Sed senfortighis malamik',
sin jhetis chien en panik',
min premis laste kun grimac'...
pupiloj brilis kun minac',
kaj jen fermighis por chiam';
sed antau triumfanta jam
la malamiko, sen domagh',
renkontis morton kun kuragh' -
li kiel decas - per vizagh'!..
19.
"Cikcatrojn vidas
vi sur brust',
kovritajn jam per sanga krust';
de l' ungoj estas tio spur'
de leopardo. Ilin nur
freshigos de la ter' humid',
kaj poreterne tomba lit'
finresanigos. Tiam mi
forgesis pri doloro chi,
ekpashis kun restanta fort'...
Sed vane spitis mi al mort':
kruele mokis min la sort'!
20.
"Eliris mi el la
arbar'.
Vekighis taga hela klar',
kaj malaperis la dancrond'
de astroj en radia ond'.
Arbar' vekighis en nebul'.
De fum' aperis jen makul'
super vilagh'. Obtuza bru'
trakuris valon en la fru'...
Mi sidis kaj auskultis, sed
ghi malaperis en kviet'.
Kaj mi rigardis chirkau mi:
konata sajnis lando chi.
Timiga estis la eksci',
sed fine velkis la esper' -
revenis mi al malliber'.
Komprenis mi, ke vane dum
la jaroj vartis en mallum'
de chelo penson pri rifugh',
pri al la patrolando fuigh';
toleris kaj sopiris, por
di-mondon vidi nur dum hor',
ke de l' arbaro la susur',
beaton de libero nur
ekkoni, morti kun riproch',
de la esper' trompita voch',
en pro l' patri' angora stat'
kun malhonoro de l' korapat'...
Chu estas, dubis mi en kor',
de l' songh' inkuba rememor'?
Sed malproksime jen sonor'
silenton shiris... Ho, mi ghin
rekonis tuj, char chiam min
ghi vekis, pelis de l' okul'
la songhojn vivajn pri karul',
pri step' sovagha, pri liber',
bataloj strangaj kaj dangher',
dum kiuj falis che rokar'
de mia glav' malamikar'!...
Auskultis mi sen fort',
sen plor'.
Kaj shajnis, iris la sonor'
kvazaue de ferbat' el kor'.
Malklara venis la kompren',
ke en patrion pro reven'
al mi neniam venos ghoj',
ne trovos spuron mi de l' voj'.
|