Сашка понимает, что произошло

Только он успел это решить, в конце улицы показались принцесса и принцы.

На ходу они переговаривались весёлыми голосами — значит, картина была хорошая.

Принцы подбежали и остановились на своём любимом месте у часов. Принцесса стояла так близко от Сашки, что могла бы погладить его по голове, как она иногда делала.

— И куда это Кукушонок подевался? — невесело проговорила принцесса.

Она смотрела огромными синими глазами вперёд, но почему-то не видела Сашки.

— Ой, ребята! — воскликнула она. — Смотрите, какие красивые жёлтые искорки. Вот, рядом со мной!

Принцесса сказала это и вместе с принцами побежала к воротам.

Только Сашка не двинулся с места. Он зажмурился, протянул вперёд руку, а потом стал медленно открывать глаза. И когда он совсем открыл их, то увидел… В том-то и дело, что он ничего не видел. Он снял варежку, но и без варежки рука не стала видимой.

Теперь Сашка понял, что с ним произошло. Старичок гном не расслышал и превратил в невидимку его, а веснушки оставил видимыми.

Кукушонок бежал домой и думал: «Но мама-то меня увидит!»

На звонок мама открыла сразу: время было позднее.

— Опять ребята балуются, — тихо сказала она и закрыла дверь; Сашка под её рукой проскользнул в квартиру. Мама позвонила по телефону Тане, спросила:

— Ты Сашку моего не встречала? — и медленно опустила трубку. — Боже мой! Боже мой! Где же он пропадает? — прошептала она.

— Я здесь! — сказал Сашка.

— Не смей играть со мной в прятки! Я и так переволновалась.

Но Сашка и не думал играть в прятки.

— Где же ты? — уже сердито окликнула мама.

Тогда Сашка рассказал, что с ним произошло.

— Глупый, скверный гном! — воскликнула мама и заплакала. — Сколько раз я предупреждала, — не смей говорить с незнакомыми! Какой злой гном!

— Нет, — сказал Сашка, — гном добрый, просто он не расслышал.

— Веснушки видны… — сквозь слезы сказала мама. — Они даже светятся. Одни только веснушки…

Мама пошарила в воздухе и посадила сына к себе на колени.

— Я выпью бутылку чернил, — сказал Сашка.

— Выдумал! Так и отравиться недолго. Я тебе никогда не позволю.

— Тогда я вымажусь чёрной… нет, лучше жёлтой ваксой. И ты меня натрёшь щёткой.

— Нет, нет! — сказала мама.

Она выбежала на кухню и скоро вернулась с чашкой гоголя-моголя и бутылкой с рыбьим жиром:

— Это обязательно поможет. Доктор говорит, что это всегда помогает.

Сашка терпеть не мог гоголь-моголь, но съел всё, что было в чашке, и, взглянув на маму, умоляюще спросил:

— Немножко видно? Чуточку?

— Иди спать, — сказала мама, даже забыв о рыбьем жире. — Иди спать. У меня предчувствие, что завтра мы проснёмся, и всё будет… ну, как всегда!..

Она подождала, пока Сашка разденется, подоткнула одеяло, наугад поцеловала сына и вышла из Сашкиной комнаты.

Sashka komprenas, kio okazis

Jhus li sukcesis tion decidi, en la fino de la strato montrighis la princino kaj princoj. Irante ili interparolis per la ghojaj vochoj — sekve la kino estis bona.

La princoj alkuris kaj haltis sur ilia plej shatata loko che la horlogho. La princino staris tiel proksime de Sashka, ke povus ekgladi lian kapon, kiel shi iufoje faris.

— Do kie Kukolido malaperis? — neghoje parolis la princino.

Shi rigardis per siaj grandegaj bluaj okuloj antauen, sed ial ne vidis Sashka.

— Oj, knaboj! — klamis shi. — Rigardu, kiaj belaj flavaj fajreroj. Jen, apud mi!

La princino diris tion kaj kune kun la princoj kuris al la pordego.

Nur Sashka ne movighis de la loko. Li malfermis la okulojn kaj etendis antauen la manon, kaj poste komencis malrapide malfermi la okulojn. Kaj kiam li tute malfermis ilin, li ekvidis… Tute nenion li ekvidis. Li demetis la mufganton, sed ankau sen tiu la mano ne farighis videbla.

Nun Sashka komprenis, kio al li okazis. La maljunuleto gnomo misaudis kaj transformis en nevideblulon lin, sed la lentugojn lasis videblaj.

Kurante hejmen Kukolido pensis: «Sed panjo ja min ekvidos!»

Panjo malfermis tuj post la sonoro: tempo estis malfrua.

— Denove infanoj petolas, — mallaute diris shi kaj fermis la pordon; Sashka sub shia mano englitis la loghejon. Panjo telefonis al Tanja, demandis:

— Chu vi mian Sashka ne renkontis? — kaj malrapide lasis la auskultilon. — Dio mia! Dio mia! Kie do li perdighas? — flustris shi.

— Mi estas chi tie! — diris Sashka.

— Ne povu kashludi kun mi! Mi sen tio jam tro emociighis.

Sed Sashka tute ne intencis kashludi.

— Do kie vi estas? — jam kolere vokis panjo.

Tiam Sashka rakontis, kio al li okazis.

— La malsagha, acha gnomo! — klamis panjo kaj ekploris. — Kiomfoje mi avertis, — ne povu paroli al nekonatuloj! Kia malica gnomo!

— Ne, — diris Sashka, — la gnomo estas bonkora, li simple misaudis.

— La lentugoj videblas… — tra la larmoj diris panjo. — Iliech lumas. La nuraj lentugoj…

Panjo serchetis en la aero kaj sidigis la filon al si sur la genuojn.

— Mi eltrinkos botelon da inko, — diris Sashka.

— Elpensajhoj! Tiel vi simple venenighos. Mi neniam permesos tion al vi.

— Tiam mi shmiros min per nigra… ne, pli bone per flava ciro. Kaj vi frotos min per broso.

— Ne, ne! — diris panjo.

Shi elkuris en la kuirejon kaj baldau revenis kun taso da gogolo-mogolo[1] kaj botelo kun fisholeo.

Tiuj nepre helpos. La doktoro diras, ke tiuj chiam helpas.

Sashka ne povis toleri gogolon-mogolon, sed formanghis chion, kio estis en la taso, kaj rigardinte al panjo, pete demandis:

— Chu iom videblas? Iomete?

— Iru dormi, — diris panjo, ech forgesinte pri la fisholeo. — Iru dormi. Mi havas la antausenton, ke morgau ni vekighos, kaj chio estos… nu, kiel chiam!…

Shi atendis ghis kiam Sashka sin malvestis, ghustigis la litkovrilon, divenprove kisis la filon kaj iris el la chambro.

[1] Rusa duonserca nomo por kirlajo el krudaj ovoj.