ДВА БРАТА
| - Отправляйся в кладовую, -
сказал он. - Двери в неё
находятся в левом углу зала.
Принеси завтрак номер один. Он
стоит на полке номер девять. И мальчик пошёл в кладовую. Она была большая, как зал. Замороженная еда стояла на полках. И Старший принёс на ледяном блюде завтрак номер один. И котлеты, и чай, и хлеб - всё было ледяное, и всё это надо было грызть или сосать, как леденцы. - Я удаляюсь на промысел, - сказал Прадедушка Мороз, окончив завтрак. - Можешь бродить по всем комнатам и даже выходить из дворца. И Прадедушка Мороз удалился, неслышно ступая своими белоснежными валенками, а мальчик бросился в сорок девятый зал. Он бежал, и падал, и звал брата во весь голос, но только эхо отвечало ему. И вот он добрался, наконец, до сорок девятого зала и остановился как вкопанный. Все двери были открыты настежь, кроме одной, последней, над которой стояла цифра "49". Последний зал был заперт наглухо. - Младший! - крикнул старший брат. - Я пришёл за тобой. Ты здесь? "Ты здесь?" - повторило эхо. Дверь была вырезана из цельного промёрзшего ледяного дуба. Мальчик уцепился ногтями за ледяную дубовую кору, но пальцы его скользили и срывались. Тогда он стал колотить в дверь кулаками, плечом, ногами, пока совсем не выбился из сил. И хоть бы ледяная щепочка откололась от ледяного дуба. И мальчик тихо вернулся обратно, и почти тотчас же в зал вошёл Прадедушка Мороз. И после ледяного обеда до поздней ночи мальчик вертел перед ледяным огнём несчастных замёрзших птиц, белок и зайцев. Так и пошли дни за днями. И все эти дни Старший думал, и думал, и думал только об одном: чем бы разбить ему ледяную дубовую дверь. Он обыскал всю кладовую. Он ворочал мешки с замороженной капустой, с замороженным зерном, с замороженными орехами, надеясь найти топор. И он нашёл его наконец, но и топор отскакивал от ледяного дуба, как от камня. И Старший думал, думал, и наяву и во сне, всё об одном, всё об одном. |
– Iru en la
provizejon, – diris li. Ghia pordo situis en maldekstra
angulo de la halo. Alportu matenmanghon numero unu. Ghi
trovigis sur breto numero nau. Do la knabo iris en la provizejon. Ghi estis granda, kiel halo. Glaciigitaj manghajhoj trovighis sur bretoj. Kaj Pliaghulo alportis matenmanghon numero unu, metinte ghin sur glacia plado. Kaj kotletoj, kaj teo, kaj pano – chio estis glacia, kaj chion oni devas ronghi au suchi en busho, kiel kandojn. – Mi foriros por chasi, – diris Praavo Frosto, fininte matenmanghon. – Al vi estas permesite promeni tra chiuj chambroj kaj ech eliri ekster la palacon. Do Praavo Frosto foriris, neaudeble pashante per siaj neghblankaj botoj, kaj la knabo jhetis sin al la kvardek naua halo. Li kuris, ree kaj ree falante, kaj vokis la fraton per tuta sia vocho, sed nur ehho respondis al li. Jen li atingis, finfine, la kvardek nauan halon kaj haltis kiel kolono. Chiuj pordoj estis larghe malfermitaj, krom unu, la lasta, super kiu estis skribita la numero "49". La lasta halo estis firme shlosita. – Malpliaghulo! – kriis la pliagha frato. – Mi venis por vi. Chu vi estas chi tie? "Chu vi estas chi tie?" – ehho ripetis. La pordo estis elchizita el kompleta trafrostita glacia kverko. La knabo skrapadis la pordon per ungoj, sed liaj fingroj konstante glitis. Tiam li komencis bati la pordon per siaj pugnoj, per shultroj, per piedoj, ghis li tute perdis sian forton. Sed malgrau tio, ech unu spliteton li ne sukcesis forrompi de la glacia kverkajo. La knabo malrapide revenis, kaj preskau tuj Praavo Frosto eniris en la halon. Kaj post glacia tagmangho ghis profunda nokto la knabo turnadis kompatindajn birdojn, sciurojn kaj leporojn antau glacia flamo. Same pasis sekvaj tagoj unu post la alia. Dum chiuj tiujh tagoj Pliaghulo pensis kaj pensadis nur pri unu sola afero: per kio li disbatu la glacian kverkan pordon. Li traserchis la tutan provizejon. Li tirnadis kaj translokadis sakojn plenajn de frostigitaj brasikoj, de frostigita greno, de frostigitaj nuksoj, esperante trovi hakilon. Kaj li finfine ja trovis ghin, sed ankau la hakilo nur forsaltis de la glacia kverkajho, kiel de shtono. Kaj Pliaghulo senchese pensis dum tagoj kaj songhoj nur pri la sola afero. |