А ещё через несколько дней на всех деревьях во дворе и на той яблоне, которая раньше была сухой, стали набухать почки.

Володя стоял около яблони и вдруг услышал:

— Здравствуй, воробей!

Володя быстро повернулся, но стоял, не поднимая головы.

Почему-то он боялся поднять голову.

— А я по тебе здорово соскучился, — сказал дядя Алёша.

Володя всё так же смотрел под ноги. Земля была совсем зелёная.

Дядя Алёша поднял его и посадил на плечо.

— А вы приходили? Тогда… — спросил Володя.

— Нет, — ответил дядя Алёша. — Я ведь уезжал, и болел… и вообще…

Далеко внизу зеленела трава.

На щеках и на подбородке у дяди Алёши действительно росла седая щетина. Лицо от этого казалось серым.

— Тогда… Со слоном… — напомнил Володя.

— Со слоном?! — Дядя Алёша улыбнулся. — Ну конечно, приходил… С настоящим маленьким слоном, и с мышью, и с розовым пеликаном.

— И пеликан тоже был? — неуверенно спросил Володя.

Пеликана он не помнил.

— Конечно!.. Он только сделался невидимым; он это умеет — превращаться в невидимку. Испугался Редисочного человечка и стал невидимым розовым пеликаном.

— Испугался адмирала Редиски, — поправил Володя.

— Да, да! Он испугался адмирала Редиски. Ведь Редиска сердитый адмирал.

Они шли к дому.

И Володя был великаном. Он старался смотреть не вперёд, потому что впереди, очень близко, был его подъезд, а только вниз.

Внизу был то асфальт — серый, как море, то трава — зелёная, как море.

— Адмирал Редиска немножко сердитый, но всё-таки добрый, — сказал Володя.

— Верно, — подтвердил дядя Алёша. — Вот Яблочный человек совсем добрый. Куда уж ещё! И розовый пеликан добрый.

Только теперь Володя совсем вспомнил невидимого розового пеликана. Как он сидел на вершине мачты с зелёным парусом и всё смотрел на берег Жаркой страны. И иногда пеликана было хорошо видно, а потом он становился совсем прозрачным, как из стекла.

— Мышь осталась одна. Да что ей!.. Она ведь большая, как гора, — сказал Володя.

— Большая, как гора, — повторил дядя Алёша. — Большим, знаешь, тоже не очень легко, когда они остаются одни.

— Попросим адмирала Редиску и поплывём к ней в гости, — предложил Володя, — в Жаркую страну.

— Непременно!

Дядя Алёша снял мальчика с плеча и поставил на землю.

Они уже подошли к Володиному подъёзду.

— До свиданья, воробей!

— До свиданья, дядя Алёша! Вы ещё придёте?

— Обязательно!

Володя смотрел вслед дяде Алёше, пока тот не скрылся за углом дома.

Володя открыл дверь и стал сперва медленно, а потом всё быстрее и быстрее подниматься по лестнице.

Он не шёл, а плыл или даже летел. Ветер наполнял зелёный парус. Розовый пеликан взмахивал крыльями на вершине мачты. Подняв хобот, изо всей силы трубил маленький настоящий слон; Володя только надувал щёки. «Первое число… Первое число…» — про себя повторял Володя, и попутный ветер дул всё сильнее.

Kaj ankorau post kelkaj tagoj sur chiuj arboj en la korto kaj tiu pomarbo, kiu antaue estis seka, komencis shveli burghonoj.

Volodja staris che la pomarbo kaj subite audis:

— Bonan tagon, pasero!

Volodja rapide turnis sin, sed staris, ne levante la kapon.

Ial li timis levi la kapon.

— Mi forte pri vi sopiris, — diris onklo Aljosha.

Volodja chiam rigardis la piedojn. La tero estis tute verda.
Onklo Aljosha levis lin kaj sidigis sur shultron.

— Chu vi estis veninta? Tiam… — demandis Volodja.

— Ne, — respondis onklo Aljosha. — Mi ja estis forvojaghinta, kaj malsanis… kaj ghenerale…

Fore malsupre verdis herbo.

Sur vangoj kaj mentono de onklo Aljosha efektive kreskis griza haretaro. La vizagho pro tio shajnis griza.

— Tiam… Kun la elefanto… — memorigis Volodja.

— Kun la elefanto?! — Onklo Aljosha ridetis. — Do certe mi estis veninta… Kun la vera malgranda elefanto, kaj kun muso, kaj kun roza pelikano.

— Chu pelikano ankau estis? — necerte demandis Volodja.

Pelikanon li ne memoris.

— Certe!.. Ghi nur farighis nevidebla; ghi tion scipovas — transformighi en nevideblulon. Ghi ektimis Rafanetuleton kaj farighis nevidebla roza pelikano.

— Ghi ektimis admiralon Rafanetuleton, — ghustigis Volodja.

— Jes, jes! Ghi ektimis admiralon Rafanetuleton. Rafanetuleto ja estas severa admiralo.

Ili iris al la domo.

Kaj Volodja estis grandegulo. Li penis rigardi ne antauen, char antaue, tre proksime, estis lia perono, sed nur malsupren.

Malsupre estis jen asfalto — griza, kiel maro, jen herbo — verda, kiel maro.

— Admiralo Rafanetuleto estas iomete kolera, sed tamen bonkora, — diris Volodja.

— Ghuste, — konfirmis onklo Aljosha. — Jen Pomuleto estas tute bonkora. Pli bonkora ne povas esti. Kaj la roza pelikano estas bonkora.

Nur nun Volodja tute rememoris la nevideblan rozan pelikanon. Kiel ghi sidis sur la pinto de la masto kun la verda velo kaj chiam rigardis la bordon de la Varmega lando.

Kaj iufoje la pelikano estis bone videbla, kaj poste ghi farighis tute diafana, kiel el vitro.

— La muso restis sola. Ne gravas!.. Ghi ja estas granda kiel monto, — diris Volodja.

— Granda kiel monto, — ripetis onklo Aljosha. — Al granduloj, sciu, ankau ne tre facilas, kiam ili restas solaj.

— Ni petu admiralon Rafanetuleton kaj shipu al ghi gaste, — proponis Volodja, — al la Varmega lando.

— Nepre!

Onklo Aljosha prenis la knabon de la shultro kaj starigis teren.

Ili jam aliris la peronon de Volodja.

— Ghis revido, pasero!

— Ghis revido, onklo Aljosha! Chu vi ankorau venos?

— Nepre!

Volodja rigardis post onklo Aljosha ghis kiam li malaperis post angulo de la domo.

Volodja malfermis la pordon kaj komence malrapide, kaj poste chiam pli rapide komencis ascendi la shtuparon.

Li ne iris, sed naghis au ech flugis. Vento plenigadis la verdan velon. La roza pelikano svingadis la flugilojn sur la pinto de la masto. Levinte rostron, tutforte trumpetadis la malgranda vera elefanto; Volodja nur blovadis la vangojn. «La unua nombro… La unua nombro…» — enmense ripetadis Volodja, kaj la bona vento blovadis chiam pli forte.