Chapitro kvara

Urbo de samaj hometoj

Glacia prizono

Ni flugis super la placo, de la turo al la urbodomo. Sub flugilo de Ahhumdus montrighis stranga urbo. Kiel ghi aperis en la dezerta shtona placo, tie, kie jhus estis neniu konstruajho? En griza malvarma lumo etendighis rektaj stratoj. Sur ili inter kvadrataj domoj marshis, ne fleksante genuojn, hometoj en grizaj uniformoj, kun tamburoj kaj lancoj.

Tra bruego de la tamburoj ekaudighis shakala hojlado:

Al pensoj plataj estu ema,

Pens’ plata estas praktikema!

Jen kie li, nia malamiko Turroputo!

Ahhumdus komencis krute malsuprenighi, preta surterighi, sed ne tushis la teron, kaj vibrigante la flugilojn, senmove pendis en la aero.

— Kio okazis al vi? — demandis mi.

— Mi ne povas! — per tremanta vocho devokighis Ahhumdus. — Tie estas «Morton al mushoj»!

Al ghi ekshajnis, ke la stratoj estas pavimitaj per glua papero.

Mi provis malcertigi ghin pri tio, sed ghi nur neante skuadis la kapon.

— Faru, kion vi volas, mi saltos mem, — elshirighis che mi.

Mi saltis, ankorau en la aero bedaurinte pri tiu chi mia frenezajho.

Mi falis sur la shtonan pavimon, pene levighis kaj, lametante, ekiris sur unu el la stratoj.

De chie audighis komandoj: «Unu-du!», «Eg-galu!»

Mi renkontis du samajn hometojn.

— Kiel nomighas via urbo? — demandis mi.

Respondante, ili parolis lauvice per samaj vochoj:

— Tio estas la fama «Urbo de samaj hometoj!»

— De chiuj konata!

— Che ni chio samas — kaj homoj, kaj domoj.

— Kaj tio bonegas. Ja se chio ne samus, estighus diferencoj.

— Kaj diversaj hometoj bezonus diversajn uniformojn.

— Kaj diverskoloraj domoj — diversajn farbojn.

— Kaj diversaj pensoj — diversajn kapojn.

Denove audighis hojlado de Turroputo:

Rigardu nur songhojn rekomenditajn,

Boligitajn kaj enpakitajn.

Songhoj, per si mem naskitaj,

Por rigardo estas prohibitaj!

Mi ekkuris al vocho de la Sorchisto, sed baldau komprenis, ke perdis direkton kaj rondiras en la sama loko.

El post angulo venis ankorau du samaj hometoj: ili chiuj iris chi tie po du au kolumne kaj ial kun fermitaj okuloj.

— Bonvolu diri, kiel mi vidu la sorchiston Turroputon?

— Oni ne povas vidi, kion volas vidi, se oni vidas tion, kio ekzistas! — diris la unua hometo.

— Fermu la okulojn, tiam vi vidos, kion vi volas vidi, sed ne kio ekzistas, — diris la dua per sama vocho.

— Kiam la okuloj estas malfermitaj, vi vidas tion, kio ekzistas, ranojn, ekzemple, kaj mi terure ne shatas ranojn.

— Au rozojn, sed mi ne toleras florojn.

— Jhus vi fermas la okulojn, vi tuj vidas tion, kion vi bezonas.

— Au vi nenion vidas, kaj tio estas ankorau pli bone.

— Au vi vidas songhojn, kaj tio estas agrabla.

— Au vi ne vidas songhojn, kaj sen songhoj estas pli trankvile.

Ekaudighis bruego de pezaj pashoj. Sur longa strato kuris Turroputo. Li estis ankorau malproksime, sed rimarkis min kaj haltis, sufokata de rido:

— Ha-ha-ha! Jen kie vi estas, malgranda kanajlo! Vi bezonas la shlosilon de la horlogho, kiu fine komencis iri kiel decas — al pasintaj gloraj, glaciaj, sangaj tempoj. —Turroputo batetis poshon de la pantalono, de kie montrighis la virkokeca kapo de la shlosilo. — Nun mi prenos vin per la tri fingroj, premos ghis kiam vi hojlas, kaj enposhigos vin. Tie estas mallume kaj sufoke, sed tio ne gravas, post kvardek jaroj vi kutimighos, se vi ne kadavrighos antau tio. Kaj la malsaghan karbeton, kiu ne estingighas, mi jhetos en plej profundan puton — ghi lumu al bonaj oniskoj kaj bonkondutaj akvopuloj. Kaj la shnureton, kiu ne shirighas, mi bruligos. Se ghi ne ekzistus, la shtona Silvero transformighus en amason da gruzo — la enamighinta gruzo, hi-hi, kaj la oldulacho Ganzelius pro malghojo vojaghus en la alian mondon. Jam longe tempas!.. Hej, samaj fiuloj! Grizaj kanajloj! CHirkauigu! Kaptu! Alkonduku! Unu-du! Kure ek!

Jhus la placo shajnis esti dezerta, kaj jen de chie — el stratetoj, el domoj, ech el la tero — komencis aperi samaj hometoj.

Ili vicighis kolumne kaj kun levitaj lancoj kuris al mi.

«Fino… Nur Ahhumdus povus savi min», — sen ia espero ekpensis mi kaj levis la kapon, por la lastan fojon rigardi al la stela chielo.

Kaj mi ekvidis Ahhumdus!

En hela luna lumo ghi glitis lau kruta turno, kaj poste, kuniginte la flugilojn, sentime ekplonghis. Kaj ankorau — kion mi tute ne atendis — por helpo hastis la Magistro. Li proksimighadis gigantsalte, tenante en la minace levita mano plenmanon da steloj.

Bedaurinde Turroputo ankau rimarkis miajn amikojn.

— Tjharch… Tjharch… — ekkriis li, forte svinginte la manojn.

Chio amanta, kantanta, ridetanta,

Pensanta, vivanta kaj kreskanta,

En glacion estas transformanta!

Transformanta!!

Transformanta!!!

Komencighis terura glacia tempesto. La aeron ekplenigis multaj akraj glacieretoj. Chiusekunde densighadis malhelo. Malaperadis steloj. Baldau la luno ankau dronis en inka obskuro.

Per frostitaj fingroj mi eligis la panjan karbeton kaj chirkaurigardis. Super la urbo pendis glacia volbo sen iu brecho.

«Еn glacion estas transformanta! Transformanta!! Transformanta!!!» Chu do glaciighis kaj mia kara Instruisto, kaj la Magistro, sed kiu pensis pli ol ili? Chu glaciighis la Princino, kaj glaciighis la jhus revivinta Silvero, tiel timinde pagante pro eterna amo? Chu la tuta mondo transformighis en glacion? Au chu aliflanke de la malbenita glacia klosho homoj vivas laumalnove? Kaj chu tie atendas min, ne perdante esperon, Ahhumdus kaj la Magistro?!

Mi staris, premita de vento al shtona muro de domo. Malicaj aroj da glacieroj surflugadis, sed ardo de la karbeto forigadis ghin. Chie chirkaue ferocis tempesto. Domoj staris, duonkovritaj de glacio. Tuta strato estis semita de glaciaj montetoj. Kelkaj el ili movighadis, kaj mi komprenis, ke tio estas samaj hometoj, kurintaj por kapti min, kaj supershutitaj de tempesto.

Super la strato kaj domoj altighis grandega figuro de Turroputo, ankau ghiszone enighita en glacian monton.

Mi bezonis uzi la minutojn, kiam uragano tenas miajn malamikojn en kaptilo. Vento jhetadis min surteren, kaj mi tramovighis rampante, traglitante inter hometoj.

Глава четвертая
ГОРОД ОДИНАКОВЫХ ЧЕЛОВЕЧКОВ

Ледяная тюрьма.

Мы летели над площадью, от башни к ратуше. Под крылом Ахумдус показался странный город. Как он возник на пустой каменной площади, там,

где только что не было ни одного строения? В сером холодном свете протянулись прямые улицы. По ним, между квадратными домами, маршировали, не сгибая колен, одинаковые человечки в серых мундирах, с барабанами и пиками.

Сквозь грохот барабанов послышалось шакалье завыванье:

Употребляйте только мысли плоские,
Мысли плоские практичнее в носке!

Вот он где, наш враг Турропуто!

Ахумдус стала круто снижаться, заходя на посадку, но не коснулась земли и, трепеща крылышками, неподвижно повисла в воздухе.

- Что с тобой? - спросил я.

- Не могу! - дрожащим голосом отозвалась Ахумдус. - Там "смерть мухам"!

Ей почудилось, будто улицы замощены клейкой бумагой.

Я пробовал переубедить ее, но она только отрицательно мотала головой.

- Делай, как хочешь, я прыгну сам, - вырвалось у меня.

Я прыгнул, еще в воздухе пожалев об этом своем поступке.

Упал на каменную мостовую, с трудом поднялся и, прихрамывая, пошел по одной из улиц.

Отовсюду слышались команды: "Ать-два!", "Р-равняйсь!"

Мне повстречались два одинаковых человечка.

- Как называется ваш город? - спросил я.

Отвечая, они говорили по очереди одинаковыми голосами:

- Это знаменитый "Город Одинаковых Человечков"!

- Всем известный город!

- У нас все одинаково - и люди, и дома.

- И это прекрасно. Ведь если бы не все было одинаковым, то появились бы различия.

- И для разных человечков понадобились бы различные мундиры.

- А для разноцветных домов - разные краски.

- И для разных мыслей - разные головы.

Снова донеслось завыванье Турропуто:

Смотрите только сны рекомендованные,
Прокипяченные и расфасованные.
Сны, которые сами рождаются,
Строго-настрого смотреть воспрещается!

Я побежал на голос Колдуна, но скоро понял, что заблудился и кружусь на одном месте.

Из-за угла вышли еще два одинаковых человечка: они все тут ходили парами или в строю и почему-то с закрытыми глазами.

- Скажите, пожалуйста, как мне увидеть колдуна Турропуто?

- Нельзя увидеть то, что хочешь видеть, если видишь то, что есть! - сказал первый человечек.

- Закрой глаза, тогда ты увидишь то, что хочешь видеть, а не то, что есть, - сказал второй таким же голосом.

- Когда глаза открыты, то видишь то, что есть, лягушек например, а я ужасно не люблю лягушек.

- Или розы, а я не выношу цветов.

- Стоит только закрыть глаза и видишь то, что нужно.

- Или ничего не видишь, а это еще лучше.

- Или видишь сны, а это приятно.

- Или не видишь снов, а без снов спокойнее.

Раздался грохот тяжелых шагов. По длинной улице бежал Турропуто. Он был еще далеко, но заметил меня и остановился, давясь от смеха:

- Ха-ха-ха! Вот ты где, маленький негодяй! Тебе понадобился ключ от часов, которые наконец стали идти как следует - в прошедшие славные, ледяные, кровавые времена. - Турропуто похлопал себя по карману брюк, откуда высовывалась петушиная головка ключа. - Сейчас я возьму тебя в щепоть, придавлю, пока ты не взвоешь, и посажу в карман. Там темновато и душно, но ничего, лет через сорок ты привыкнешь, если не сдохнешь до того.

А дурацкий уголек, который не гаснет, я швырну в самый глубокий колодец - пусть светит добрым мокрицам и благонравным водяным блохам. И веревочку, которая не рвется, я сожгу. Не будь ее, каменный Сильвер превратился бы в груду щебня - влюбленный щебень, хи-хи, а старикашка Ганзелиус с горя

отправился бы на тот свет. Давно пора!.. Эй, одинаковые мерзавцы! Серые негодяи! Окружить! Схватить! Привести! Ать-два! Бегом арш!

Только что площадь казалась пустой, а тут отовсюду - из переулков, из домов, даже из земли - стали появляться одинаковые человечки.

Они строились в шеренги и с пиками наперевес бежали ко мне.

"Конец... Только Ахумдус могла бы спасти меня", - без всякой надежды подумал я и поднял голову, чтобы последний раз взглянуть на звездное небо.

И увидел Ахумдус!

В ярком лунном свете она скользнула крутым виражом, а затем, сложив крылышки, бесстрашно перешла в пике. И еще - чего я совсем не ожидал - на помощь спешил Магистр. Он приближался огромными скачками, держа в угрожающе занесенной руке горсть звезд.

На беду и Турропуто заметил моих друзей.

- Тжарч... Тжарч... - прокричал он, сильно взмахнув руками.

Все, что любит, поет, улыбается,
Думает, живет и растет,
Превращается!
Превращается!
В лед!
В лед!!
В лед!!!

Поднялась ужасающая ледяная буря. Воздух наполнило множество острых льдинок. С каждой секундой сгущалась темнота. Исчезали звезды. Скоро и луна потонула в чернильном мраке.

Озябшими пальцами я вытащил матушкин уголек и огляделся. Над городом навис ледяной свод без единого просвета.

"В лед! В лед!! В лед!!!" Неужели оледенели и мой дорогой Учитель, и Магистр, кто думал больше, чем они? Оледенела Принцесса, и оледенел только что оживший Сильвер, так страшно расплачиваясь за вечную любовь? Неужели весь мир превратился в лед? Или по ту сторону проклятого ледяного колпака люди живут по-прежнему? И там ждут меня, не теряя надежды, Ахумдус и

Магистр?!

Я стоял, прижатый ветром к каменной стене дома. Льдинки налетали злыми стаями, но жар уголька уничтожал их. Везде кругом свирепствовала вьюга.

Дома стояли, полузасыпанные льдом. Вся улица была усеяна ледяными холмиками. Некоторые из них шевелились, и я понял, что это одинаковые человечки, бежавшие, чтобы схватить меня, и засыпанные вьюгой.

Над улицей и домами, почти касаясь головой ледяного купола, возвышалась огромная фигура Турропуто, тоже по пояс погруженная в ледяную гору.

Надо было использовать минуты, пока ураган держит в плену моих врагов.

Ветер сбивал с ног, и я двигался ползком, проскальзывая между человечками.