Chapitro 31 Sur la Paseraj Montoj La fulmotondro pasis for, kaj, strechite super la tuta urbo, multkolora chiel'arko trinkis la akvon el Moskvo-rivero. Alte, sur monteto, inter du boskoj vidighis tri malhelaj siluetoj. Voland, Kerubjev kaj Behemoto, ensele sur nigraj chevaloj, rigardis la urbegon sternighantan trans la rivero, kie la rompita suno brilegis el miloj da okcidentdirektaj fenestroj kaj la miel-kukajn turojn de la Junulina monahhinejo. En la aero audighis susuro, kaj Azazello, che kies nigra manteltrenajho flugis la majstro kaj Margarita, alterighis kun ili apud la senmova grupo. - Oni devis iom malplezurigi vin, Margarita Nikolavna, kaj vin, majstro, - post kelka silento ekparolis Voland, - tamen ne riprochu al mi tion; mi opinias, ke vi ghin ne bedauros. Do, - li turnis sin nure al la majstro, - adiauu la urbon. Tempas, - per la mano en la nigra ganto kun funelforma manumo Voland montris tien, kie la sennombraj transriveraj sunoj estis fandantaj la vitrojn, kaj kie super la sunoj shvebis nebulo, fumo, vaporo de la urbo ardighinta dum la tuta tago. La majstro saltis el la selo, forlasis la ceterajn kaj kuris al la kruta rando de la monteto. La nigra mantelo trenighis post li sur la grundo. Li haltis kaj rigardis la urbon. Dum la unuaj momentoj lian koron premis nostalgio, sed baldau ghin anstatauis dolcheta maltrankvilo, vagema cigana ekscito. - Por chiam! Tion necesas ekkonscii, - li flustris kaj lekis siajn sekajn, fendetighintajn lipojn. Li komencis auskulti kaj precize fiksi chiujn movojn de sia animo. Al li shajnis, ke lia emocio shanghighis en senton de profunda kaj kruela ofenditeco. Sed ankau ghi ne persistis, malaperis, ghin ial anstatauis malhumila indiferento kaj fine, antausento pri konstanta kvieto. La rajdantoj silente lin atendis. Ili rigardis la longan nigran figuron gestadi che la rando de la krutajho, jen levi la kapon, kvazau penante transjheti sian rigardon super la tuta urbo ekster ties limojn, jen lasi la kapon resinki, kvazau ekzamenante la tretitan magran herbon che siaj piedoj. La silenton rompis la enuanta Behemoto. - Permesu al mi, maitre, - li diris, - antau la forrajdo adiaue fajfi. - Vi riskas ektimigi la damon, - respondis Voland, - kaj krome ne forgesu, ke chiuj viaj hodiauaj misfaroj jam estas finitaj. - Ah ne, ne, messire, - diris Margarita, amazone sidante en sia selo, kun la mano metita sur la kokson kaj la pinta trenajho pendanta ghis la tero, - permesu la fajfon. Mi sentas melankolion antau la longa vojo. Chu vere, messire, tio estas tute natura, ech se oni scias, ke fine de la vojo onin atendas la felicho? Ghi nin ridign, char mi timas, ke alie chio finighos per larmoj kaj fushos la vojon! Voland kapjesis al Behemoto, tiu tre viglighis, saltis el la selo teren, shovis la fingrojn en la bushon, plenblovis la vangojn kaj ekfajfis. Margarita sentis akran resonon en la oreloj. Shia chevalo baumis, en la apuda bosko sekaj branchetoj shutighis de la arboj, ekflugis tuta svarmo da kornikoj kaj paseroj, polvokirlo impetis al la rivero kaj oni vidis, ke super la promenshipo pasanta preter la albordighejo la kaskedoj de kelkaj pasagheroj forblovite falis en la akvon. La fajfo ekskuis la majstron, tamen li ne turnis la kapon sed ekgestis ech pli emocie, levante la manon al la chielo, kvazau minacante la urbon. Behemoto fiere rigardis chirkauen. - Fajfite, mi ne malkonsentas, - indulgeme rimarkis Kerubjev, - efektive, estas fajfite, tamen se paroli senpartie, oni akceptu, ke fajfite estas tre mezbone! - Ja mi ne estas kapelestro, - dignoplene pautinte respondis Behemoto, kaj subite palpebrumis al Margarita. - Ek, ankau mi provu rememori la malnovan bravon, - diris Kerubjev, interfrotis la manojn kaj blovis sur la fingrojn. - Ej, ej! - de sur la chevalo audighis la severa vocho de Voland, - vi atentu, sen kripligaj umajhoj! - Messire, bonvolu al mi kredi, - respondis Kerubjev metante la manon sur la koron, - por sherci, nurnure por sherci ... - chi tiam li subite plilongighis supren, kvazau li estus kauchuka, el la fingroj de la dekstra mano li aranghis komplikan figuron, sin tordis, kiel shraubo, poste, abrupte maltordighante, li ekfajfis. Tiun fajfon Margarita ne audis, sed shi ghin vidis pushate kun sia arda chevalo je kelkaj dudek metroj flanken. Elradikite, apud shi falis granda kverko, fendreto kovris la monteton ghis la rivero. Granda peco de la bordo, inklude la albordighejon kaj la restoracion, deglitis en la riveron. La akvo ekbolis, alta ondego levis kaj portis sur la kontrauan bordon, ebenan kaj verdan, la promenshipon, kaj tie ghin lasis sendifekta, kun la neniel lezitaj pasagheroj. Sur la teron antau la piedoj de la ronkanta chevalo de Margarita falis monedo, mortigita de la fajfo de Fagoto. Tiu fajfo ektimigis la majstron. Li prenis sian kapon per ambau manoj kaj kuris reen al la grupo de siaj kunvojaghantoj. - Do, - lin demandis Voland de sur sia chevalo, - chu chiuj kontoj estas reguligitaj? Chu la adiauo plenumighis? - Jes, plenumighis, - respondis la majstro kaj, trankvilighinte, li rigardis la vizaghon de Voland rekte kaj maltime. Kaj tiam super la montoj trumpetsone rulighis la terura vocho de Voland: - Tempas!! - kaj la strida fajfo kaj la ridego de Behemoto. La chevaloj sin pushegis supren, levighis kun siaj rajdantoj en la aeron kaj ekgalopis. Margarita sentis sian furiozan chevalon ronghi kaj tiri la enbushajhon. La mantelo de Voland, plenblovite de la vento, sternighis super la kapoj de la tuta kavalkado, kaj komencis kashi la vesperighantan firmamenton. Kiam la nigra kovro por unu momento forflankighis, Margarita sen malrapidigi sian rajdon turnis la kapon malantauen kaj vidis, ke tie malestas ne nur la buntaj turoj kaj la super ili ghiranta avio, sed ankau la urbo mem, kiu jam antaulonge sinkis en la teron, lasinte post si nenion krom la nebulon. |
| Глава 31. На Воробьевых
горах Грозу унесло без следа, и, аркой перекинувшись через всю Москву, стояла в небе разноцветная радуга, пила воду из Москвы-реки. На высоте, на холме, между двумя рощами виднелись три темных силуэта. Воланд, Коровьев и Бегемот сидели на черных конях в седлах, глядя на раскинувшийся за рекою город с ломаным солнцем, сверкающим в тысячах окон, обращенных на запад, на пряничные башни девичьего монастыря. В воздухе зашумело, и Азазелло, у которого в черном хвосте его плаща летели мастер и Маргарита, опустился вместе с ними возле группы дожидающихся. -- Пришлось мне вас побеспокоить, Маргарита Николаевна и мастер, -- заговорил Воланд после некоторого молчания, -- но вы не будьте на меня в претензии. Не думаю, чтоб вы об этом пожалели. Ну, что же, -- обратился он к одному мастеру, -- попрощайтесь с городом. Нам пора, -- Воланд указал рукою в черной перчатке с раструбом туда, где бесчисленные солнца плавили стекло за рекою, где над этими солнцами стоял туман, дым, пар раскаленного за день города. Мастер выбросился из седла, покинул сидящих и побежал к обрыву холма. Черный плащ тащился за ним по земле. Мастер стал смотреть на город. В первые мгновения к сердцу подкралась щемящая грусть, но очень быстро она сменилась сладковатой тревогой, бродячим цыганским волнением. -- Навсегда! Это надо осмыслить, -- прошептал мастер и лизнул сухие, растрескавшиеся губы. Он стал прислушиваться и точно отмечать все, что происходит в его душе. Его волнение перешло, как ему показалось, в чувство горькой обиды. Но та была нестойкой, пропала и почему-то сменилась горделивым равнодушием, а оно -- предчувствием постоянного покоя. Группа всадников дожидалась мастера молча. Группа всадников смотрела, как длинная черная фигура на краю обрыва жестикулирует, то поднимает голову, как бы стараясь перебросить взгляд через весь город, заглянуть за его края, то вешает голову, как будто изучая истоптанную чахлую траву под ногами. Прервал молчание соскучившийся Бегемот. -- Разрешите мне, мэтр, -- заговорил он, -- свистнуть перед скачкой на прощание. -- Ты можешь испугать даму, -- ответил Воланд, -- и, кроме того, не забудь, что все твои сегодняшние безобразия уже закончились. -- Ах нет, нет, мессир, -- отозвалась Маргарита, сидящая в седле, как амазонка, подбоченившись и свесив до земли острый шлейф, -- разрешите ему, пусть он свистнет. Меня охватила грусть перед дальней дорогой. Не правда ли, мессир, она вполне естественна, даже тогда, когда человек знает, что в конце этой дороги его ждет счастье? Пусть посмешит он нас, а то я боюсь, что это кончится слезами, и все будет испорчено перед дорогой! Воланд кивнул Бегемоту, тот очень оживился, соскочил с седла наземь, вложил пальцы в рот, надул щеки и свистнул. У Маргариты зазвенело в ушах. Конь ее взбросился на дыбы, в роще посыпались сухие сучья с деревьев, взлетела целая стая ворон и воробьев, столб пыли понесло к реке, и видно было, как в речном трамвае, проходившем мимо пристани, снесло у пассажиров несколько кепок в воду. Мастер вздрогнул от свиста, но не обернулся, а стал жестикулировать еще беспокойнее, поднимая руку к небу, как бы грозя городу. Бегемот горделиво огляделся. -- Свистнуто, не спорю, -- снисходительно заметил Коровьев, -- действительно свистнуто, но, если говорить беспристрастно, свистнуто очень средне! -- Я ведь не регент, -- с достоинством и надувшись, ответил Бегемот и неожиданно подмигнул Маргарите. -- А дай-кось я попробую по старой памяти, -- сказал Коровьев, потер руки, подул на пальцы. -- Но ты смотри, смотри, -- послышался суровый голос Воланда с коня, -- без членовредительских штук! -- Мессир, поверьте, -- отозвался Коровьев и приложил руку к сердцу, -- пошутить, исключительно пошутить... -- Тут он вдруг вытянулся вверх, как будто был резиновый, из пальцев правой руки устроил какую-то хитрую фигуру, завился, как винт, и затем, внезапно раскрутившись, свистнул. Этого свиста Маргарита не услыхала, но она его увидела в то время, как ее вместе с горячим конем бросило саженей на десять в сторону. Рядом с нею с корнем вырвало дубовое дерево, и земля покрылась трещинами до самой реки. Огромный пласт берега, вместе с пристанью и рестораном, высадило в реку. Вода в ней вскипела, взметнулась, и на противоположный берег, зеленый и низменный, выплеснуло целый речной трамвай с совершенно невредимыми пассажирами. К ногам храпящего коня Маргариты швырнуло убитую свистом Фагота галку. Мастера вспугнул этот свист. Он ухватился за голову и побежал обратно к группе дожидавшихся его спутников. -- Ну что же, -- обратился к нему Воланд с высоты своего коня, -- все счета оплачены? Прощание совершилось? -- Да, совершилось, -- ответил мастер и, успокоившись, поглядел в лицо Воланду прямо и смело. И тогда над горами прокатился, как трубный голос, страшный голос Воланда: -- Пора!! -- и резкий свист и хохот Бегемота. Кони рванулись, и всадники поднялись вверх и поскакали. Маргарита чувствовала, как ее бешеный конь грызет и тянет мундштук. Плащ Воланда вздуло над головами всей кавалькады, этим плащом начало закрывать вечереющий небосвод. Когда на мгновение черный покров отнесло в сторону, Маргарита на скаку обернулась и увидела, что сзади нет не только разноцветных башен с разворачивающимся над ними аэропланом, но нет уже давно и самого города, который ушел в землю и оставил по себе только туман. |