"ЕРОШЕНКО ПРОМЕЛЬКНУЛ, КАК ЗВЕЗДА"
Время размывает тени,
ослабляет свет. Быть может, поэтому,
образ человека, воспринятый через
призму времени, кажется не столь
рельефным, а подчас даже и
окруженным радужным ореолом.
Думается, каждый биограф хотел бы
повернуть время вспять, чтобы
встретиться со своим героем лицом к
лицу, поговорить, задать мучающие
его вопросы.
К сожалению, мне не довелось
встретиться с Ерошенко. Когда я
впервые услышал о нем в августе 1957
года, моего героя уже не было в
живых. И многие годы собирая
материалы для книги, я не раз
сетовал, что узнал о Василии
Яковлевиче слишком поздно: сколько
интересного он мог бы о себе
рассказать.
Но рассказал бы? Встречаясь с
друзьями и близкими слепого
писателя, с людьми, которые
общались с ним на протяжении
десятилетий, я удивлялся, как мало
они узнали от Ерошенко о нем самом.
Он почти не говорил о своих
путешествиях по Востоку, никогда не
рассказывал о дружбе с Лу Синем.
Неизвестен был даже сам факт их
знакомства. Ерошенко был
исключительно скромен и сразу же
пресекал любые разговоры о себе. Об
этом свидетельствуют и Д. Алов, и 3.
Шамина, и В. Першин, и многие другие.
Беседуя со своими друзьями,
Ерошенко пусть неохотно и коротко,
но все же отвечал на те самые
вопросы, которые волновали и меня. И
вот я позволил себе
пофантазировать - представить свой
разговор с Василием Яковлевичем
Ерошенко.
Итак, Обуховка, лето 1952 года.
- Василий Яковлевич, говорят, вы
побывали во многих странах. - Да,
я видел Лондон, Париж, Токио,
Калькутту, Пекин.
- "Видел"?
- А как, по-вашему, я должен
говорить "слышал Пекин" или,
того хуже... "чуял"? У меня есть
свое, быть может, непохожее на ваше,
представление о краях, где я
побывал. Поэтому я имею право
говорить "видел".
- Все это должно быть очень
интересно. Расскажите, пожалуйста,
о вашей жизни в Японии.
- Не думаю, что это вас
заинтересует. Моя жизнь вообще не
может представлять интереса для
зрячего. Что значит сумрачный мир
слепого по сравнению с тем буйством
красок, которое видите вы? Конечно,
я понимаю, вы выслушаете меня. Но
сделаете это из жалости. А жалости я
не терплю.
- Однако вот вы - слепой, а
объездили полмира...
- А если бы я был зрячий, вас это
не удивило бы, не так ли? Для того,
кто видит, это в порядке вещей?
- Расскажите о вашей
литературной работе.
- Громко сказано - работе! Так,
записывал восточные сказки. А
вообще-то я очень слабый,
посредственный литератор.
В этом диалоге выдуманы только
вопросы. Ответы взяты из беседы
Ерошенко с директором школы в
Обуховке В. С. Мозговым и с Интсом
Чаче.
А теперь судите сами, имел ли я
основание в выдуманном мной
диалоге более подробно говорить о
Ерошенко, о его творчестве? Конечно,
он при желании мог бы на многое
ответить, но о чем его
расспрашивать? Какие вопросы можно
было бы задать тогда, летом 1952 года,
задолго до того, как Ерошенко "открыли"
историки и литературоведы?
Конечно, при большом усилии, имя
Ерошенко можно было бы разыскать в
трудах о социалистическом движении
в Японии 20-х годов. Но для этого
необходимо было знать, что речь
идет как раз о том человеке, с
которым шла наша воображаемая
беседа.
Имел ли я право спросить
Ерошенко об "Утиной комедии"?
Вряд ли! Первый русский перевод
этой новеллы появился в 1949 году в
Шанхае и был почти неизвестен в
России. В СССР эта новелла увидела
свет лишь в 1952 году, незадолго до
смерти Ерошенко. Но о том, что герой
"Утиной комедии" - реальное
лицо, даже ее переводчик В. Рогов
узнал лишь шесть лет спустя. А
лусиневеды, что они знали об
отношениях Лу Синя с Ерошенко, о
переводах сказок русского писателя
на китайский язык, об "Утиной
комедии"? В 40-е годы и в начале 50-х,
видимо, немного.
Правда, академик В. М. Алексеев,
задолго до появления статьи В.
Рогова в журнале "Знамя",
перечисляя имена русских писателей,
которых переводили в 20-е годы в
Китае, писал о "некоторой
популярности, которой пользовался
Ерошенко", относя эту
популярность за счет пропаганды Лу
Синем творчества слепого писателя.
К сожалению, статья В. М. Алексеева
"Горький в Китае", в которой он
делает это замечание, появилась в
печати лишь в 1968 году, двадцать
восемь лет спустя после ее
написания. По свидетельству Р. С.
Белоусова, в рукописи этой работы
возле фамилии Ерошенко в скобках
стоял знак вопроса. Видимо, в то
время у автора статьи не было даже
точных данных о жизни и творчестве
В. Я. Ерошенко.
Пожалуй, впервые имя Ерошенко в
европейской печати назвала чешская
исследовательница Берта Кребсова.
Она писала, что "мосье Ай-ло" из
лусиневского цикла "Клич" и
есть тот самый Ерошенко, чью пьесу
"Персиковое облако" перевел Лу
Синь. Но и после этого минуло пять
лет, прежде чем В. Рогов своей
статьей обратил внимание
литературоведов на то, что герой
"Утиной комедии" - реальная
личность.
Более раннему "открытию"
Ерошенко на родине помешало то, что
"Утиная комедия" вплоть до 1960
года находилась вне поля зрения
советских лусиневедов (впервые ее
проанализировал В. В. Петров). В
монографии Л. Д. Позднеевой
говорится: "Интересно отметить,
что незнакомый ни в
дореволюционной, ни в
послереволюционной России
писатель Ерошенко вдруг становится
известным в Японии и Китае, где
появляется целый ряд его
произведений, над которыми
работают видные писатели - Эгути
Кан и Лу Синь..." Тепло отозвался
о реальном герое "Утиной комедии"
В. И. Семанов.
В 60 - 70-е годы у нас в стране и за
рубежом публикуются сказки
Ерошенко, статьи о его жизни и
творчетве. Но означает ли такой
интерес к жизни и творчеству
слепого писателя, что нам уже
известны все его произведения и все
факты его жизни? Разумеется, нет!
Настоящая книга - только первый,
робкий подход к теме, рассказ о
человеке, который недавно был еще
совсем незнаком советскому
читателю.
Работа над этой книгой уже
подходила к концу, когда в Японии
вышли еще два сборника Ерошенко -
"Персиковое облако" и "Высылка
из Японии" (1974). Наконец, в 1977 г. в
Москве вышло "Избранное"
Ерошенко. А сколько стихов, сказок,
пьес слепого скитальца рассеяно в
журналах, которые трудно разыскать
даже в лучших библиотеках мира!
Я уже писал о работах Ерошенко,
которые считаются пропавшими.
Родственники рассказывают, что
после смерти писателя в архив была
отправлена целая кипа его
рукописей, разыскать которые пока
не удалось. И кто знает, не
обнаружим ли мы со временем новые,
созданные на родине произведения
Ерошенко?
Мы еще мало знаем о жизни
слепого писателя. Безусловно,
серьезного исследования
заслуживают отношения Лу Синя и
Ерошенко, Ерошенко и Акита Удзяку,
Ерошенко и классика японской
литературы Арисима Такэо, Ерошенко
и пролетарской писательницы
Миямото Юрико. Не получил еще
должной оценки вклад русского
писателя в японскую литературу. А
какой благодатной темой для
исследования является роль
Ерошенко в укреплении культурных
связей народов России с народами
Японии, Таиланда, Бирмы, Индии,
Китая? Историки, этнографы,
лингвисты найдут здесь ценнейший
материал для своих исследований. Но
это будет нелегкая работа: очень
многое из написанного Ерошенко
хранится в личных архивах или же в
полицейских управлениях (как,
например, его письма, задержанные в
Индии и Бирме).
Наша задача - собрать все
написанное Ерошенко и о нем самом
на многих языках и вернуть это
народу, чьим сыном он был (25).
Можно не сомневаться, что в будущем
мы узнаем о нашем замечательном
соотечественнике много больше того,
что известно сегодня.
Лу Синь писал: "Жизнь
человека, как падающая звезда, -
сверкнет, привлечет внимание
других людей, промчится следом,
исчезнет и будет забыта всеми...
Ерошенко промелькнул, как звезда, и,
может быть, я скоро забыл бы о нем,
но сегодня мне попалась его книга
"Песнь предутренней зари", и
мне захотелось раскрыть сердце
этого человека...".
Этой же цели служит и настоящее
повествование. Пусть со страниц
этой книги Василий Ерошенко придет
к своим читателям, товарищам,
друзьям, "как живой с живыми
говоря". Пусть перешагнет он
границы времени, отпущенного ему
жизнью, так же, как шагал он когда-то
через барьеры, разделявшие людей,
народы, страны, - слепой человек,
увидевший мир и отразивший его в
своих удивительных сказках!
(25) Кое-что в этом направлении уже делается. Так, этнограф. И. Мороз в диссертации о русских путешественниках в Индокитае Уделил внимание Василию Ерошенко. И. Можейко и А. Узянов дали оценку деятельности русского писателя, собиравшего бирманский фольклор.