"Хочу домой, в новую Россию!"
Друг Ерошенко писатель Ф. Шоев
отмечал, что слепой сказочник занес
на литературную почву Востока
семена русского революционного
романтизма. И в самом деле, разве
принц из "Цветка Справедливости"
не напоминает горьковского Данко? А
герои сказки Ерошенко "Сердце
Орла"? Своим стремлением к солнцу,
смелостью, готов-ностью отдать
жизнь во имя светлой идеи они
похожи на Сокола и Буревестника.
Ерошенко вслед за М. Горьким поет
славу "безумству храбрых".
"О, если бы я мог отдать свою
жалкую жизнь за счастье
человечества!" - восклицает
Ерошенко в конце сказки "Мудрец-Время".
Кажется, он завидует своим героям -
и Великому Принцу, вырастившему
цветок Справедливости, и
Тополиному Мальчику, отдавшему
свою жизнь за счастье народа, и
Орлиным Сердцам, идущим на эшафот
за свои идеалы, - они совершают
подвиги, о которых мечтал автор.
Где бы ни жил слепой
путешественник, своими помыслами
он был обращен к России, как
подсолнух, который всегда
поворачивается за солнцем.
Ерошенко дружил с русскими в Японии
и Таиланде, писал оттуда в
московские и петроградские журналы,
внимательно следил за всем, что
происходило у него на родине.
Россия жила и в сердце его, и в
сказках. Быть может, поэтому отсюда,
издалека, он, слепой, видел немало
такого, что не могли разглядеть
многие зрячие и в Японии и в России.
Акита Удзяку рассказывал о таком
случае. Как-то он вместе с Ерошенко
слушал лекцию о политических
событиях в России. То ли сам
профессор не все ясно себе
представлял, то ли Акита чего-то
недопонял, но после лекции он
спросил своего русского друга:
- Эро-сан, что это значит "в
России брожение умов, рабочие
бастуют, крестьяне выступают
против помещиков"? Как такие
выступления можно назвать?
- Это - революция. Да, в России
начинается революция. Гнет
капиталистов и помещиков стал
невыносим, и, можешь не сомневаться,
эксплуататоры скоро будут
свергнуты!
В 1916 - 1917 годах, следя за ходом
событий, происходивших на родине,
Ерошенко сумел хорошо разобраться
в политической обстановке. Об этом
свидетельствуют не только его
высказывания, но и различное
отношение к двум революциям -
Февральской и Октябрьской.
Когда весть о свержении царя
дошла до Бирмы, колониальная пресса
подняла большой шум: еще бы,
свергнут родственник британского
короля, русский народ посмел
поднять руку на монарха!
Положение русских в Индии и
Бирме ухудшилось: газеты писали,
что Россия может нарушить
союзнические соглашения с Англией,
выйти из войны и тогда всех русских
надо будет выслать из Бирмы. И
действительно, 24 апреля 1917 года
Ерошенко сообщал Тории Токудзиро,
что за каждым его шагом уже следит
полиция. Однако русский
путешественник даже не подумал
уехать из Бирмы. В том же письме он
отмечает, что Временное
правительство не выведет Россию из
войны, а, значит, и русских пока не
тронут в британских владениях.
Почему же он решил не уезжать?
Не потому ли, что это была еще не та
поистине народная революция, ко-торую
он ждал?
Все изменилось после победы
большевиков: власть в России
перешла в руки тех, кто трудится -
законных хозяев страны. 8 ноября 1917
года колониальный телеграф донес
"какую-то странную весть" -
власть в Петрограде захватили
некие "максималисты-большевики".
Газеты считали, что все это, мол,
ненадолго. Но Ерошенко был уверен -
в России произошла пролетарская
революция - та самая, о которой он
говорил с Акита Удзяку и прихода
которой давно ждал.
Как ни трудно было Ерошенко
расставаться с Бирмой, со своими
учениками, он сразу же уехал в Индию,
откуда, как он считал, легче будет
добраться до России. 16 ноября 1917
года Василий был уже в Калькутте.
Там он случайно встретился с одним
японцем, которого как-то видел у
профессора Накамура. Японец
спросил, не намерен ли Ерошенко
вернуться в Японию. Писатель
ответил, что хочет одного - попасть
на родину, домой.
Письма той поры
свидетельствуют, что решение
уехать в новую, революционную
Россию не было для Ерошенко
случайным порывом. "Хочу...
участвовать в политической жизни
России", - писал он Тории
Токудзиро.
Василию Ерошенко, очутившемуся
вдали от России, в колониальной
Индии, хотелось знать о Великой
Октябрьской социалистической
революции как можно больше. 27
ноября 1917 года он спрашивает Тории:
"Тебе, видимо, хорошо известно о
событиях в России?" и дальше
пишет: "Те, кто хочет создавать
свои империи путем подавления
малых народов, очевидно, боятся
такой же революции, как в России".
А следующее письмо заканчивает
словами, в которых слышится
убеждение в том, что все нации на
его родине будут теперь иметь
одинаковые права.
Некоторые знакомые и даже
друзья обвиняли Ерошенко в
политическом инфантилизме. Однако
все его поведение в это время
говорит об обратном. Сразу же по
прибытии в Калькутту Ерошенко
пришел в русское консульство. Там
уже собралась группа его
соотечественников. В полиции
пригрозили их всех интернировать, а
возможно, и посадить в тюрьму (9). Консул был растерян:
царский чиновник, он еще не успел
привыкнуть к правительству
Керенского, а тут к власти пришли
эти... большевики. Ну сколько "кухаркины
дети" могут управлять страной?
Недолго - месяц от силы. Стоит ли из-за
этого волноваться?
- Господа, господа, - успокаивал
он соотечественников, - не
волнуйтесь, все образуется. Я
поговорю с господином губернатором,
напишу самому вице-королю Индии.
- Господин консул, - сказал
Ерошенко, - я хотел бы получить визу
на выезд в Россию.
Консул с удивлением посмотрел
на высокого русоволосого человека
с плотно сомкнутыми глазами.
Опершись на палку, тот стоял, упрямо
наклонив свою большую голову. "Чудак,
- подумал консул, - у других хоть
хватает благоразумия просить визы
в Лондон или в Париж".
- Вы имеете в виду Совдепию (10), милостивый государь?
- Я хотел бы уехать в Петроград, -
уточнил Ерошенко.
Люди в консульстве
настороженно притихли. "Только
большевика нам здесь еще не хватало",
- подумал царский чиновник и
приказал больше Ерошенко не
принимать. Теперь слепой писатель
лишился единственной поддержки, на
которую мог рассчитывать здесь,
вдали от России.
Вынужденный оставаться в Индии,
Ерошенко ищет общения с простым
народом. Он посещает Калькуттскую
школу слепых, готовится там
преподавать. Но это ему запрещают.
Ведь он уроженец страны Ленина, а
колониальные власти больше всего
страшились "бациллы большевизма".
Этот слепой русский кажется им
опасным. И они решают арестовать
его как ... немецкого шпиона.
Ерошенко сажают под домашний арест.
Зима 1918 года была для него очень
трудной. Лишенный свободы
передвижения, Ерошенко почти все
время проводит в номере гостиницы и
ждет, когда же ему, наконец, удастся
уехать в Россию. Друзья пишут ему,
но письма до него не доходят и, быть
может, до сих пор еще покоятся где-нибудь
в полицейских архивах.
Однако Ерошенко не тратит
времени зря. Он записывает по-японски
индийские народные сказания о при-ключениях
царя Викрамадитьи и волшебника
Веталы. Вскоре "Рассказы Веталы",
а также сказка "Кувшин мудрости"
появляются в японском юношеском
журнале "Сэйнэн курабу".
Чем больше проходило времени,
тем труднее становилось Ерошенко
попасть в Советскую Россию. На
окраинах страны подняла голову
контрреволюция, немецкие войска
оккупировали Украину. Откуда ни
посмотришь - Петроград и Москва в
кольце врагов.
Да и в Индии положение
становилось все хуже: в 1918 году
страну поразил страшный голод:
погибло около 13 миллионов человек!
Крестьяне, поддержанные
демобилизованными солдатами,
устраивали бунты. А колониальные
власти винили во всем "красных
агитаторов" и (нет худа без добра)
решили, наконец, избавиться от "этих
русских".
Весной 1918 года в Калькутту
прибывает русский пароход "Евгения",
событие по тем временам совершенно
невероятное. Он отплыл из
петроградского порта в 1916 году и с
той поры перевозил грузы из одного
порта в другой. Но за это время
команда судна сместила капитана и
приняла решение вернуться домой,
чтобы передать "Евгению"
рабочему государству. По пути во
Владивосток корабль и зашел в
Калькутту.
Ерошенко выдали в консульстве
паспорт. Наконец-то он добился
своего! Однако власти не давали
кораблю разрешения на выход из
порта. Матросы ходили мрачные. Кто-то
пустил слух, что "Евгения" -
немецкое судно, посланное для
шпионских целей, и его здесь
интернируют. Узнав об этом,
известные русские этнографы
супруги Мерварт (они работали тогда
в Калькутте) решили оставить ящики
с коллекциями пока здесь, у друзей.
Видимо, они не очень верили, что
беспрепятственно доберутся до
Владивостока и довезут туда ценный
груз. Ерошенко все это не нравилось:
он предчувствовал беду. И вот в
последний момент, когда британские
власти все же выпустили корабль,
Ерошенко ехать отказался.
"Евгения" вышла из
Калькутты 2 марта 1918 года, а через
день был заключен Брестский мир.
Советская Россия окончательно
вышла из войны. Британия сразу же
обвинила ее в "измене" делу
Антанты. Теперь у колониальных
властей появился повод захватить
русский корабль. В Рангуне "Евгению"
задержали: экипаж корабля и
пассажиры были арестованы. Два
долгих месяца они провели в тюрьме.
Ерошенко писал об этом случае Тории
Токудзиро:
"Мои друзья из России
предлагали мне возвратиться вместе
с ними на русском пароходе, но я
отказался. Они уехали, однако были
арестованы в пути. А я, словно
Иванушка-дурачок, оказался самым
умным, уехал в Бирму и снова стал
преподавать там в школе слепых" (11).
(9) 27 ноября 1917 г. Ерошенко
писал Тории: "Русский консул
пригрозил нам,
что, наверное, англичане скоро
посадят в тюрьму всех русских".
(10) Так называли тогда Советскую
Россию ее враги.
(11) Письмо это написано 27 ноября 1918
г., а экипаж "Евгении"
освободили еще в мае. Видимо,
понадобилось время, чтобы об этом
событии Ерошеико мог вспомнить уже
с улыбкой.