The Pea Blossom

by   Hans Christian Andersen

Kvin en unu silikvo

de   Hans Christian Andersen

There were once five peas in one shell, they were green, the shell was green, and so they believed that the whole world must be green also, which was a very natural conclusion. The shell grew, and the peas grew, they accommodated themselves to their position, and sat all in a row. The sun shone without and warmed the shell, and the rain made it clear and transparent; it was mild and agreeable in broad daylight, and dark at night, as it generally is; and the peas as they sat there grew bigger and bigger, and more thoughtful as they mused, for they felt there must be something else for them to do.

“Are we to sit here forever?” asked one; “shall we not become hard by sitting so long? It seems to me there must be something outside, and I feel sure of it.”

And as weeks passed by, the peas became yellow, and the shell became yellow. “All the world is turning yellow, I suppose,” said they,– and perhaps they were right.

Suddenly they felt a pull at the shell; it was torn off, and held in human hands, then slipped into the pocket of a jacket in company with other full pods. “Now we shall soon be opened,” said one,– just what they all wanted.

“I should like to know which of us will travel furthest,” said the smallest of the five; “we shall soon see now.”

“What is to happen will happen,” said the largest pea.

“Crack” went the shell as it burst, and the five peas rolled out into the bright sunshine. There they lay in a child's hand. A little boy was holding them tightly, and said they were fine peas for his pea-shooter. And immediately he put one in and shot it out.

“Now I am flying out into the wide world,” said he; “catch me if you can;” and he was gone in a moment.

“I,” said the second, “intend to fly straight to the sun, that is a shell that lets itself be seen, and it will suit me exactly;”   and away he went.

“We will go to sleep wherever we find ourselves,” said the two next, “we shall still be rolling onwards;” and they did certainly fall on the floor, and roll about before they got into the pea-shooter; but they were put in for all that. “We shall go farther than the others,” said they.

“What is to happen will happen,” exclaimed the last, as he was shot out of the pea-shooter; and as he spoke he flew up against an old board under a garret-window, and fell into a little crevice, which was almost filled up with moss and soft earth. The moss closed itself round him, and there he lay, a captive indeed, but not unnoticed by God.

“What is to happen will happen,” said he to himself.

Within the little garret lived a poor woman, who went out to clean stoves, chop wood into small pieces and perform such-like hard work, for she was strong and industrious. Yet she remained always poor, and at home in the garret lay her only daughter, not quite grown up, and very delicate and weak. For a whole year she had kept her bed, and it seemed as if she could neither live nor die.

“She is going to her little sister,” said the woman; “I had but the two children, and it was not an easy thing to support both of them; but the good God helped me in my work, and took one of them to Himself and provided for her. Now I would gladly keep the other that was left to me, but I suppose they are not to be separated, and my sick girl will very soon go to her sister above.”

But the sick girl still remained where she was, quietly and patiently she lay all the day long, while her mother was away from home at her work.

Spring came, and one morning early the sun shone brightly through the little window, and threw its rays over the floor of the room, just as the mother was going to her work, the sick girl fixed her gaze on the lowest pane of the window–

“Mother,” she exclaimed, “what can that little green thing be that peeps in at the window? It is moving in the wind.”

The mother stepped to the window and half opened it. “Oh!” she said, “there is actually a little pea which has taken root and is putting out its green leaves. How could it have got into this crack? Well now, here is a little garden for you to amuse yourself with.”

So the bed of the sick girl was drawn nearer to the window, that she might see the budding plant; and the mother went out to her work.

“Mother, I believe I shall get well,” said the sick child in the evening, “the sun has shone in here so brightly and warmly to-day, and the little pea is thriving so well: I shall get on better, too, and go out into the warm sunshine again.”

“God grant it!” said the mother, but she did not believe it would be so. But she propped up with the little stick the green plant which had given her child such pleasant hopes of life, so that it might not be broken by the winds; she tied the piece of string to the window-sill and to the upper part of the frame, so that the pea-tendrils might twine round it when it shot up. And it did shoot up, indeed it might almost be seen to grow from day to day.

“Now really here is a flower coming,” said the old woman one morning, and now at last she began to encourage the hope that her sick daughter might really recover. She remembered that for some time the child had spoken more cheerfully, and during the last few days had raised herself in bed in the morning to look with sparkling eyes at her little garden which contained only a single pea-plant. A week after, the invalid sat up for the first time a whole hour, feeling quite happy by the open window in the warm sunshine, while outside grew the little plant, and on it a pink pea-blossom in full bloom. The little maiden bent down and gently kissed the delicate leaves. This day was to her like a festival.

“Our heavenly Father Himself has planted that pea, and made it grow and flourish, to bring joy to you and hope to me, my blessed child,” said the happy mother, and she smiled at the flower, as if it had been an angel from God.

But what became of the other peas? Why the one who flew out into the wide world, and said, “Catch me if you can,” fell into a gutter on the roof of a house, and ended his travels in the crop of a pigeon. The two lazy ones were carried quite as far, for they also were eaten by pigeons, so they were at least of some use; but the fourth, who wanted to reach the sun, fell into a sink and lay there in the dirty water for days and weeks, till he had swelled to a great size.

“I am getting beautifully fat,” said the pea, “I expect I shall burst at last; no pea could do more that that, I think; I am the most remarkable of all the five which were in the shell.”

And the sink confirmed the opinion.

But the young maiden stood at the open garret window, with sparkling eyes and the rosy hue of health on her cheeks, she folded her thin hands over the pea-blossom, and thanked God for what He had done.

“I,” said the sink, “shall stand up for my pea.”

Kvin pizoj trovighis en unu silikvo, ili estis verdaj, kaj la silikvo estis verda, kaj tial ili opiniis, ke la tuta mondo estas verda, kaj ili estis pravaj. La silikvo kreskis, kaj la pizoj kreskis; ili alkonformigis sin al la loghejo; rekte en unu vico ili sidis. Ekstere brilis la suno kaj varmigis la silikvon, la pluvo faris ghin pura kaj travidebla. Estis en ghi varme kaj bele, lume en la tago kaj mallume en la nokto, kiel devis esti, kaj la pizoj, sidante tie, farighis chiam pli grandaj kaj pli meditemaj, char ili ja devis per io sin okupi.

“Chu ni restos chi tie por chiam?” ili diris. “Chu ni ne farighos malmolaj de la longa sidado? Shajnas al ni, ke ankau tie ekstere io ekzistas; ia antausento tion diras al ni!”

Kaj pasis semajnoj; la pizoj farighis flavaj, kaj la silikvo farighis flava. “La tuta mondo farigas flava!” ili diris, kaj tion ili povis aserti tute prave.

Subite ili eksentis pushon en la silikvo; oni ghin deshiris, ghi venis en homajn manojn, kaj kune kun multaj aliaj plenaj silikvoj ghi estis shovita en poshon de surtuto. “Nun oni nin baldau malfermos!” ili diris, kaj sopire ili tion atendis.

“Mi volus nur scii, kiu el ni iros plej malproksimen,” diris la plej malgranda pizo. “Tio nun baldau montrighos.”

“Farighu, kio volas!” diris la plej granda.

“Krak!” la silikvo krevis, kaj chiuj kvin pizoj elrulighis en la lumon de la suno. Ili kushis en mano de infano; malgranda knabo tenis ilin forte kaj diris, ke la pizoj estas ghuste bonaj por lia krakpafilo; kaj tuj li metis unu pizon en la pafilon kaj forpafis ghin.

“Nun mi flugas en la malproksiman mondon! Retenu min, se vi povas!” Kaj ghi malaperis.

“Mi,” diris la dua, “flugos rekte en la sunon, ghi estas ghusta silikvo kaj tre deca por mi.”

Ghi malaperis.

“Ni dormas tie, kien ni venas,” diris la du aliaj, “sed ni rulighos ankorau antauen!” Kaj ili rulighis antaue sur la teron, antau ol ili estis metitaj. “Ni venos plej malproksimen!”

“Farighu, kio volas!” diris la lasta, kaj oni pafis ghin alten. Ghi flugis en la direkto al la malnova breto sub la fenestro de la frontona chambreto, ghuste en fendon, kiu estis plena de musko kaj de malkompakta tero, kaj la musko varmigante ghin cirkaukovris. Tie ghi kushis kashita, sed ne forgesita de Dio.

“Farighu, kio volas!” ghi diris.

En la malgranda frontona chambreto loghis malricha virino, kiu en la tago eliradis, por purigi fornojn, segi lignon kaj fari aliajn malfacilajn laborojn, char shi havis forton kaj shi estis laborema, sed shi tamen restis malricha. Hejme en la malgranda chambro dume kushadis shia duone plenkreska sola filino; shi estis delikata kaj subtila; tutan jaron shi estis jam kushinta en la lito, kaj shajnis, ke shi povas nek vivi nek morti.

“Shi iros al sia malgranda fratino,” diris la virino. “Mi havis nur du infanojn, kaj estis al mi sufiche malfacile zorgi por ambau, tiam Dio dividis kun mi kaj prenis unu el ili al Si! Nun mi tre volus konservi la duan, kiu ankorau restis al mi, sed Li videble ne volas lasi ilin disigitaj, kaj shi preparighas iri supren al sia malgranda fratino!”

Sed la malsana knabino ne mortis; pacience kaj silente shi kushadis dum la tuta longa tago, dum sia patrino forestis por laborenspezi.

Estis printempo kaj ankorau frua mateno. Ghuste kiam la patrino volis iri al sia laboro, la suno tre afable enlumis tra la malgranda fenestro sur la plankon, kaj la malsana knabino direktis sian rigardon sur la malsupran fenestran vitron.

“Kio estas tie la verdajho, kiu vidighas apud la vitro? Ghi movighas en la vento!”

La patrino aliris al la fenestro kaj duone ghin malfermis. “He!” shi diris, “tio vere estas juna pizo, kiu elburgonighis kun siaj verdaj folietoj. Kiamaniere ghi venis chi tien en la fendon? Jen vi havas ja malgrandan ghardenon, kiun vi povas kun ghuo rigardadi!”

La lito de la malsanulino estis alshovita pli proksimen al la fenestro, de kie shi povis vidi la elburgonighantan pizon, kaj la patrino eliris al laboro.

“Patrino, mi pensas, ke mia sano denove rebonighas!” diris vespere la malgranda knabino. “La suno hodiau lumis al mi tiel varme. La malgranda pizo disvolvighas bonege; kaj mi ankau volas disvolvighi kaj denove plisanighi en la lumo de la suno.”

“Ho, se tiel farighus!” diris la patrino, shi tamen ne kredis, ke tio estus ebla. Sed apud la verda kreskajheto, kiu inspiris al shia infano tiajn ghojajn pensojn pri vivo, shi starigis malgrandan bastonon, por ke la vento ne difektu ghin. Malsupre che la breto shi alligis fortan fadenon kaj tiris ghin ghis la supra parto de la fenestra kadro, por ke la volvajho de la pizo akiru punkton de apogo, kiam ghi elkreskos alten, kaj tiel efektive farighis. Oni povis de unu tago ghis la sekvanta vidi, kiel ghi pligrandighis.

“Ha, ghi ricevas ech florajhojn!” diris la virino unu matenon, kaj nun ankau che shi aperis la espero kaj la kredo, ke la malgranda knabino resanighos. Shi rimarkis, ke la infano en la lasta tempo parolis pli vigle, ke en la lastaj matenoj shi mem levighis en la lito kaj sidis kaj kun radiantaj okuloj rigardis sian malgrandan pizghardenon, kiu konsistis el la unu sola pizo. En la sekvanta semajno la knabineto la unuan fojon sidis pli ol tutan horon. Felicha shi sidis en la varma lumo de la suno, la fenestro estis malfermita, kaj ekstere oni povis vidi blankrughan pizan florajhon, plene elvolvighintan. La malgranda knabino alklinis sian kapon kaj kisis tre faciltushe la delikatajn folietojn. Tiu tago estis por shi festotago.

“La bona Dio mem ghin plantis kaj prosperigis, por doni al vi, mia kara infano, kaj al mi la esperon kaj ghojon!” diris la ghoja patrino kaj ridetis al la florajho, kiel al bona de Dio sendita anghelo.

Sed ni revenu al la aliaj pizoj. Tiu, kiu elflugis en la malproksiman defluilon kaj trafis en la kropon de kolombo, kie ghi kusis kiel Jona en la ventro de la baleno. La du mallaboremaj havis tian saman sukceson, ili ankau estis formanghitaj de kolomboj, kaj tio almenau estas alporto de solida utilo; sed la kvara, kiu volis flugi ghis la suno, ghi falis en la stratan defluilon kaj kushis tie dum tagoj kaj semajnoj, en la malpura akvo, kie ghi terure shvelis.

“Mi farighas belege dika!” diris la pizo. “Mi ankorau krevos, kaj mi opinias, ke pli grandan sukceson neniu pizo povas havi nek iam havis. Mi estas la plej distingita el la kvin, kiuj trovighis en la sama silikvo!”

Kaj la strata defluilo donis al tiu opinio sian aprobon.

Sed che la tegmenta fenestro staris la juna knabino kun lumantaj okuloj, kun la brilo de saneco sur la vangoj, kaj shi kunmetis siajn delikatajn manojn super la piza florajho kaj dankis pro ghi Dion.

“Por mi estas charma mia pizo!” diris la strata defluilo.

Г.Х. Андерсен

Пятеро из одного стручка

В стручке сидело пять горошин; сами они были зелёные, стручок тоже зелёный, ну, они и думали, что и весь мир зелёный; так и должно было быть! Стручок рос, росли и горошины; они приноравливались к помещению и сидели все в ряд. Солнышко освещало и пригревало стручок, дождик поливал его, и он делался все чище, прозрачнее; горошинам было хорошо и уютно, светло днём и темно ночью, как и следует. Они всё росли да росли и всё больше думали, сидя в стручке, что пора им что-то предпринять.

- Век, что ли, сидеть нам тут? - говорили они. - Как бы нам не засохнуть от такого сидения!.. Сдаётся нам, есть что-то и вне нашего стручка! Уж такое у нас предчувствие!

Прошло несколько недель; горошины пожелтели, стручок тоже пожелтел.

- Весь мир желтеет! - сказали они, и кто бы им помешал говорить так?

Вдруг они почувствовали сильный толчок; стручок сорвала человеческая рука и сунула в карман, к другим стручкам.

- Ну, вот теперь скоро нас выпустят на волю! - сказали горошины и стали ждать.

- А хотелось бы мне знать, кто из нас сойдет дальше всех! - сказала самая маленькая. - Впрочем, скоро увидим!

- Будь что будет - сказала самая большая.

- Крак! - стручок лопнул, и все пять горошин выкатились на яркое солнце. Они лежали на детской ладони; маленький мальчик разглядывал их и говорил, что они как раз пригодятся ему для стрельбы из бузинной трубочки. И вот одна горошина уже очутилась в трубочке, мальчик дунул, и она вылетела.

- Лечу, лечу, куда хочу! Лови, кто может! - закричала она, и след её простыл.

- А я полечу прямо на солнце; вот настоящий-то стручок! Как раз по мне! - сказала другая. Простыл и её след.

- А мы куда придем, там и заснём! - сказали две следующие. - Но мы все же до чего-нибудь докатимся! - Они и правда покатились по полу, прежде чем попасть в бузинную трубочку, но всё-таки попали в нее. - Мы дальше всех пойдем!

- Будь что будет! - сказала последняя, взлетела кверху, попала на старую деревянную крышу и закатилась в щель как раз под окошком чердачной каморки. В щели был мох и рыхлая земля, мох укрыл горошину; так она и осталась там, скрытая, но не забытая господом богом.

- Будь что будет! - говорила она.

А в каморке жила бедная женщина. Она ходила на поденную работу: чистила печи, пилила дрова, словом, бралась за всё, что подвернется; сил у неё было довольно, охоты работать тоже не занимать стать, но из нужды она всё-таки не выбивалась! Дома оставалась у неё единственная дочка, подросток. Она была такая худенькая, тщедушная; целый год уж лежала в постели: не жила и не умирала.

- Она уйдет к сестренке! - говорила мать. - У меня ведь их две было. Тяжело было мне кормить двоих; ну, вот господь бог и поделил со мною заботу, взял одну к себе! Другую-то мне хотелось бы сохранить, да он, видно, не хочет разлучать сестёр! Заберёт и эту!

Но больная девочка всё не умирала; терпеливо, смирно лежала она день-деньской в постели, пока мать была на работе.

Дело было весною, рано утром, перед самым уходом матери на работу. Солнышко светило через маленькое окошечко прямо на пол. Больная девочка долго не отводила глаз от окна.

- Что это там зеленеет за окном? Так и колышется от ветра! Мать подошла к окну и приотворила его.

- Ишь ты! - сказала она. - Да это горошинка пустила ростки! И как она попала сюда в щель? Ну, вот у тебя теперь будет свой садик!

Придвинув кроватку поближе к окну, чтобы девочка могла полюбоваться зелёным ростком, мать ушла на работу.

- Мама, я думаю, что поправлюсь! - сказала девочка вечером. - Солнышко сегодня так пригрело меня. Горошинка, видишь, как славно растёт на солнышке? Я тоже поправлюсь, начну вставать и выйду на солнышко.

- Дай-то бог! - сказала мать, но не верила, что это сбудется. Однако она подперла зелёный росток, подбодривший девочку, небольшою палочкой, чтобы не сломался от ветра; потом взяла тоненькую верёвочку и один конец её прикрепила к крыше, а другой привязала к верхнему краю оконной рамы. За эту верёвочку побеги горошины смогут цепляться, когда станут подрастать. Так и вышло: побеги заметно росли и ползли вверх по верёвочке.

- Смотри-ка, да она скоро зацветёт! - сказала женщина однажды утром и с этой минуты тоже стала надеяться и верить, что больная дочка её поправится.

Ей припомнилось, что девочка в последнее время говорила как будто живее, по утрам сама приподнималась на постели и долго сидела, любуясь своим садиком, где росла одна-единственная горошина. А как блестели при этом её глазки! Через неделю больная в первый раз встала с постели на целый час. Как счастлива она была посидеть на солнышке! Окошко было отворено, а за окном покачивался распустившийся бело-розовый цветок. Девочка высунулась в окошко и нежно поцеловала тонкие лепестки. День этот был для неё настоящим праздником.

- Господь сам посадил и взрастил цветочек, чтобы ободрить и порадовать тебя, милое дитя, да и меня тоже! - сказала счастливая мать и улыбнулась цветочку, как ангелу небесному.

Ну, а другие-то горошины? Та, что летела, куда хотела, - лови, дескать, кто может, - попала в водосточный жёлоб, а оттуда в голубиный зоб и лежала там, как Иона во чреве кита. Две ленивицы ушли не дальше - их тоже проглотили голуби, значит, и они принесли немалую пользу. А четвёртая, что собиралась залететь на солнце, упала в канаву и пролежала несколько недель в затхлой воде, пока не разбухла.

- Как я славно раздобрела! - говорила горошина. - Право, я скоро лопну, а уж большего, я думаю, не сумела достичь ни одна горошина. Я самая замечательная из всех пяти!

Канава была с нею вполне согласна.

А у окна, выходившего на крышу, стояла девочка с сияющими глазами, румяная и здоровая; она сложила руки и благодарила бога за цветочек гороха.

- А я всё-таки стою за мою горошину! - сказала канава.

Главная страница

О ВСЕОБЩЕМ ЯЗЫКЕPRI TUTKOMUNA LINGVO
О РУССКОМ ЯЗЫКЕPRI RUSA LINGVO
ОБ АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКЕPRI ANGLA LINGVO
О ДРУГИХ НАЦИОНАЛЬНЫХ ЯЗЫКАХPRI ALIAJ NACIAJ LINGVOJ
БОРЬБА ЯЗЫКОВBATALO DE LINGVOJ
СТАТЬИ ОБ ЭСПЕРАНТОARTIKOLOJ PRI ESPERANTO
О "КОНКУРЕНТАХ" ЭСПЕРАНТОPRI "KONKURENTOJ" DE ESPERANTO
УРОКИ ЭСПЕРАНТОLECIONOJ DE ESPERANTO
КОНСУЛЬТАЦИИ ПРЕПОДАВАТЕЛЕЙ ЭСП.KONSULTOJ DE E-INSTRUISTOJ
ЭСПЕРАНТОЛОГИЯ И ИНТЕРЛИНГВИСТИКАESPERANTOLOGIO KAJ INTERLINGVISTIKO
ПЕРЕВОД НА ЭСПЕРАНТО ТРУДНЫХ ФРАЗTRADUKO DE MALSIMPLAJ FRAZOJ
ПЕРЕВОДЫ РАЗНЫХ ПРОИЗВЕДЕНИЙTRADUKOJ DE DIVERSAJ VERKOJ
ФРАЗЕОЛОГИЯ ЭСПЕРАНТОFRAZEOLOGIO DE ESPERANTO
РЕЧИ, СТАТЬИ Л.ЗАМЕНГОФА И О НЕМVERKOJ DE ZAMENHOF KAJ PRI LI
ДВИЖЕНИЯ, БЛИЗКИЕ ЭСПЕРАНТИЗМУPROKSIMAJ MOVADOJ
ВЫДАЮЩИЕСЯ ЛИЧНОСТИ И ЭСПЕРАНТОELSTARAJ PERSONOJ KAJ ESPERANTO
О ВЫДАЮЩИХСЯ ЭСПЕРАНТИСТАХPRI ELSTARAJ ESPERANTISTOJ
ИЗ ИСТОРИИ РОССИЙСКОГО ЭСП. ДВИЖЕНИЯEL HISTORIO DE RUSIA E-MOVADO
ЧТО ПИШУТ ОБ ЭСПЕРАНТОKION ONI SKRIBAS PRI ESPERANTO
ЭСПЕРАНТО В ЛИТЕРАТУРЕESPERANTO EN LITERATURO
ПОЧЕМУ ЭСП.ДВИЖЕНИЕ НЕ ПРОГРЕССИРУЕТKIAL E-MOVADO NE PROGRESAS
ЮМОР ОБ И НА ЭСПЕРАНТОHUMURO PRI KAJ EN ESPERANTO
ЭСПЕРАНТО - ДЕТЯМESPERANTO POR INFANOJ
РАЗНОЕDIVERSAJHOJ
ИНТЕРЕСНОЕINTERESAJHOJ
ЛИЧНОЕPERSONAJHOJ
АНКЕТА/ ОТВЕТЫ НА АНКЕТУDEMANDARO / RESPONDARO
ПОЛЕЗНЫЕ ССЫЛКИUTILAJ LIGILOJ
IN ENGLISHPAGHOJ EN ANGLA LINGVO
СТРАНИЦЫ НА ЭСПЕРАНТОPAGHOJ TUTE EN ESPERANTO
НАША БИБЛИОТЕКАNIA BIBLIOTEKO


© Все права защищены. При любом использовании материалов ссылка на сайт miresperanto.com обязательна! ОБРАТНАЯ СВЯЗЬ