The Storksby Hans Christian Andersen |
Cikoniojde Hans Christian Andersen |
On the last house in a little
village the storks had built a nest, and the mother stork
sat in it with her four young ones, who stretched out
their necks and pointed their black beaks, which had not
yet turned red like those of the parent birds. A little
way off, on the edge of the roof, stood the father stork,
quite upright and stiff; not liking to be quite idle, he
drew up one leg, and stood on the other, so still that it
seemed almost as if he were carved in wood. “It must
look very grand,” thought he, “for my wife to have a
sentry guarding her nest. They do not know that I am her
husband; they will think I have been commanded to stand
here, which is quite aristocratic;” and so he continued
standing on one leg. In the street below were a number of children at play, and when they caught sight of the storks, one of the boldest amongst the boys began to sing a song about them, and very soon he was joined by the rest. These are the words of the song, but each only sang what he could remember of them in his own way. “Stork, stork,
fly away, “Just hear what those boys are singing,” said the young storks; “they say we shall be hanged and roasted.” “Never mind what they say; you need not listen,” said the mother. “They can do no harm.” But the boys went on singing and pointing at the storks, and mocking at them, excepting one of the boys whose name was Peter; he said it was a shame to make fun of animals, and would not join with them at all. The mother stork comforted her young ones, and told them not to mind. “See,” she said, “How quiet your father stands, although he is only on one leg.” “But we are very much frightened,” said the young storks, and they drew back their heads into the nests. The next day when the children were playing together, and saw the storks, they sang the song again– “They will hang
one, “Shall we be hanged and roasted?” asked the young storks. “No, certainly not,” said the mother. “I will teach you to fly, and when you have learnt, we will fly into the meadows, and pay a visit to the frogs, who will bow themselves to us in the water, and cry ‘Croak, croak,’ and then we shall eat them up; that will be fun.” “And what next?” asked the young storks. “Then,” replied the mother, “all the storks in the country will assemble together, and go through their autumn manoeuvres, so that it is very important for every one to know how to fly properly. If they do not, the general will thrust them through with his beak, and kill them. Therefore you must take pains and learn, so as to be ready when the drilling begins.” “Then we may be killed after all, as the boys say; and hark! they are singing again.” “Listen to me, and not to them,” said the mother stork. “After the great review is over, we shall fly away to warm countries far from hence, where there are mountains and forests. To Egypt, where we shall see three-cornered houses built of stone, with pointed tops that reach nearly to the clouds. They are called Pyramids, and are older than a stork could imagine; and in that country, there is a river that overflows its banks, and then goes back, leaving nothing but mire; there we can walk about, and eat frogs in abundance.” “Oh, o–h!” cried the young storks. “Yes, it is a delightful place; there is nothing to do all day long but eat, and while we are so well off out there, in this country there will not be a single green leaf on the trees, and the weather will be so cold that the clouds will freeze, and fall on the earth in little white rags.” The stork meant snow, but she could not explain it in any other way. “Will the naughty boys freeze and fall in pieces?” asked the young storks. “No, they will not freeze and fall into pieces,” said the mother, “but they will be very cold, and be obliged to sit all day in a dark, gloomy room, while we shall be flying about in foreign lands, where there are blooming flowers and warm sunshine.” Time passed on, and the young storks grew so large that they could stand upright in the nest and look about them. The father brought them, every day, beautiful frogs, little snakes, and all kinds of stork-dainties that he could find. And then, how funny it was to see the tricks he would perform to amuse them. He would lay his head quite round over his tail, and clatter with his beak, as if it had been a rattle; and then he would tell them stories all about the marshes and fens. “Come,” said the mother one day, “Now you must learn to fly.” And all the four young ones were obliged to come out on the top of the roof. Oh, how they tottered at first, and were obliged to balance themselves with their wings, or they would have fallen to the ground below. “Look at me,” said the mother, “you must hold your heads in this way, and place your feet so. Once, twice, once, twice– that is it. Now you will be able to take care of yourselves in the world.” Then she flew a little distance from them, and the young ones made a spring to follow her; but down they fell plump, for their bodies were still too heavy. “I don't want to fly,” said one of the young storks, creeping back into the nest. “I don't care about going to warm countries.” “Would you like to stay here and freeze when the winter comes?” said the mother, “or till the boys comes to hang you, or to roast you?– Well then, I'll call them.” “Oh no, no,” said the young stork, jumping out on the roof with the others; and now they were all attentive, and by the third day could fly a little. Then they began to fancy they could soar, so they tried to do so, resting on their wings, but they soon found themselves falling, and had to flap their wings as quickly as possible. The boys came again in the street singing their song:– “Stork, stork, fly away.” “Shall we fly down, and pick their eyes out?” asked the young storks. “No; leave them alone,” said the mother. “Listen to me; that is much more important. Now then. One-two-three. Now to the right. One-two-three. Now to the left, round the chimney. There now, that was very good. That last flap of the wings was so easy and graceful, that I shall give you permission to fly with me to-morrow to the marshes. There will be a number of very superior storks there with their families, and I expect you to show them that my children are the best brought up of any who may be present. You must strut about proudly– it will look well and make you respected.” “But may we not punish those naughty boys?” asked the young storks. “No; let them scream away as much as they like. You can fly from them now up high amid the clouds, and will be in the land of the pyramids when they are freezing, and have not a green leaf on the trees or an apple to eat.” “We will revenge ourselves,” whispered the young storks to each other, as they again joined the exercising. Of all the boys in the street who sang the mocking song about the storks, not one was so determined to go on with it as he who first began it. Yet he was a little fellow not more than six years old. To the young storks he appeared at least a hundred, for he was so much bigger than their father and mother. To be sure, storks cannot be expected to know how old children and grown-up people are. So they determined to have their revenge on this boy, because he began the song first and would keep on with it. The young storks were very angry, and grew worse as they grew older; so at last their mother was obliged to promise that they should be revenged, but not until the day of their departure. “We must see first, how you acquit yourselves at the grand review,” said she. “If you get on badly there, the general will thrust his beak through you, and you will be killed, as the boys said, though not exactly in the same manner. So we must wait and see.” “You shall see,” said the young birds, and then they took such pains and practised so well every day, that at last it was quite a pleasure to see them fly so lightly and prettily. As soon as the autumn arrived, all the storks began to assemble together before taking their departure for warm countries during the winter. Then the review commenced. They flew over forests and villages to show what they could do, for they had a long journey before them. The young storks performed their part so well that they received a mark of honor, with frogs and snakes as a present. These presents were the best part of the affair, for they could eat the frogs and snakes, which they very quickly did. “Now let us have our revenge,” they cried. “Yes, certainly,” cried the mother stork. “I have thought upon the best way to be revenged. I know the pond in which all the little children lie, waiting till the storks come to take them to their parents. The prettiest little babies lie there dreaming more sweetly than they will ever dream in the time to come. All parents are glad to have a little child, and children are so pleased with a little brother or sister. Now we will fly to the pond and fetch a little baby for each of the children who did not sing that naughty song to make game of the storks.” “But the naughty boy, who began the song first, what shall we do to him?” cried the young storks. “There lies in the pond a little dead baby who has dreamed itself to death,” said the mother. “We will take it to the naughty boy, and he will cry because we have brought him a little dead brother. But you have not forgotten the good boy who said it was a shame to laugh at animals: we will take him a little brother and sister too, because he was good. He is called Peter, and you shall all be called Peter in future.” So they all did what their mother had arranged, and from that day, even till now, all the storks have been called Peter.
|
Sur la lasta domo de
malgranda vilagho trovighis nesto de cikonioj. La
cikonio-patrino sidis en la nesto che siaj kvar idoj,
kiuj elshovis la kapon kun la malgranda nigra beko, char
chi tiu ankorau ne farighis rugha. En kelka distanco
de tio sur la supro de la tegmento rigide kaj senmove
staris la cikonio-patro. Unu piedon li levis sub sin, por
ke li ankau havu ian plendmotivon dum sia gardostarado.
Oni povus pensi, ke li estas tornita el ligno, tiel
senmove li staris. “Certe tio aspektas tre
grandsinjore, ke mia edzino havas gardostaranton antau
la nesto!” li pensis. “Oni ja ne povas scii, ke mi
estas shia edzo, oni certe pensas, ke mi estas
alkomandita chi tien. Tio certe aspektas kiel io tre
grava!” Kaj senlace li staris sur unu piedo. Malsupre sur la strato ludis amaso da infanoj, kaj kiam ili ekvidis la cikoniojn, unu el la plej kuraghaj knaboj kaj iom post iom ankau chiuj aliaj ekkantis strofon el malnova kanto pri cikonioj, kiom ili tion memoris: “Cikonio
en aero, “Auskultu, kion la knaboj kantas!” diris la malgrandaj cikoniidoj. “Ili diras, ke ni estos rostitaj kaj bruligitaj!” “Tio vin tute ne maltrankviligu!” diris la cikonio-patrino. “Ne auskultu tion, nenio al vi farighos!” Sed la knaboj ripetadis chiam denove kaj montradis per la fingroj la cikonion. Nur unu knabo, kiu havis la nomon Petro, diris, ke estas peko kaj honto moki bestojn, kaj li ne partoprenis en ilia petolado. La cikonio-patrino konsolis siajn infanojn: “Ne zorgu pri tio!” si diris; “vidu nur, kiel trankvile kaj senzorge staras via patro, kaj ech sur unu piedo!” “Ni tiel timas!” diris la idoj kaj retiris siajn kapojn en la neston. Kiam en la sekvanta tago la knaboj denove kunvenis por ludi kaj ekvidis la cikoniojn, ili denove komencis sian malnovan kanton: “Unu
estos trapikita, “Chu ni estos trapikitaj kaj sufokitaj?” demandis la cikoniidoj. “Ne, certe ne!” respondis la patrino. “Vi lernos flugi; mi jam bone ekzercos tion kun vi! Tiam vi elflugos sur la herbejon kaj faros viziton al la ranoj. Ili klinos sin antau ni en la akvon, kantos “kva, kva!” Kaj poste ni ilin manghos. Tio estas vera plezuro!” “Kaj poste?” demandis la cikoniidoj. “Poste kolektighos chiuj cikonioj, kiuj loghas chi tie en la lando, kaj tiam komencighos la granda autuna ekzercado. Tiam oni devas bone flugi, tio estas tre grava, char kiu ne povoscias flugi, tiun la generalo trapikas per sia beko. Tial lernu bone flugi, kiam la instruado komencighos!” “Tiam oni ja tamen nin trapikos, kiel diris la knaboj, kaj auskultu, jen ili tion jam denove diras!” “Auskultu min, ne ilin!” diris la cikonio-patrino. “Post la granda ekzercado ni flugos al la varmaj landoj, malproksimen de chi tie, trans montojn kaj arbarojn. Al Egiptujo ni flugos, kie trovighas triangulaj stonaj domoj, kiuj supre finighas per unu pinto kaj atingas ghis la nuboj. Ili estas nomataj piramidoj kaj estas pli maljunaj, ol cikonio povas al si imagi. Tie ankau trovighas rivero, kiu eliras el siaj bordoj kaj kovras la tutan landon per shlimo. Oni promenadas en la shlimo kaj manghas ranojn. “Ho!” ekkriis chiuj idoj. “Jes, tie estas mirinde bele! Dum la tuta tago oni faras nenion alian, nur manghas. Kaj en tiu tempo, kiam al ni estas tiel bone, chi tie en la lando ne trovighas ech unu verda folio sur la arboj. Chi tie estas tiel malvarme, ke la nuboj glaciighas en bulojn kaj falas malsupren en formo de malgrandaj blankaj chifonetoj.” Shi parolis pri la negho, sed shi ne povis klarigi tion pli precize. “Chu ankau la malbonkondutaj knaboj glaciighas?” demandis la cikoniidoj. “Ne, ili ne glaciighas, sed ne multe mankas ghis tio, kaj ili devas sidi en la senluma chambro kaj che la forno. Sed vi, kontraue, povas flugadi en fremdaj landoj, kie trovighas floroj kaj regas varma sunlumo!” Dume pasis jam kelka tempo, kaj la idoj farighis tiel grandaj, ke ili povis stari rekte en la nesto kaj rigardi chirkauen. La cikonio-patro alflugadis chiutage kun bongustaj ranoj, malgrandaj serpentoj kaj chiaj troveblaj frandajhoj por cikonioj. Kaj kiajn gajajn artifikajhojn li faradis antau ili! Li povosciis meti la kapon ghuste sur la voston, per la beko li klakadis tiel, kvazau ghi estus klakilo, kaj krom tio li rakontadis al ili historiojn, kiuj chiuj koncernis la marcon. “Auskultu, nun vi devas lerni flugi!” diris unu tagon la cikonio-patrino, kaj tiam chiuj kvar idoj devis iri sur la supron de la tegmento. Ho, kiel ili shancelighis! Kiel ili penis per la flugiloj teni sin en ekvilibro kaj tamen ili chiam estis en dangero fali malsupren! “Rigardu min!” diris la patrino; “tiel vi devas teni la kapon, tiel vi devas starigi la piedojn! Unu, du! unu, du! Tiamaniere vi irados en la mondo antauen!” Kaj shi traflugis malgrandan distancon, kaj la idoj faris malgrandan mallertan movighon. Bum! ili falis, char ili estis ankorau tro mallertaj. “Mi ne volas flugi!” diris unu el la idoj kaj rampis returne en la neston. “Mi tute ne havas deziron iri al la varmaj landoj.” “Vi volas do frostighi chi tie en la vintro? Vi volas do, ke la knaboj venu kaj vin trapiku, sufoku kaj bruligu? En tia okazo mi ilin vokos!” “Ho ne!” diris la cikoniido kaj saltis denove sur la tegmenton al la aliaj. En la tria tago ili jam povosciis sufiche bone iom flugi, kaj nun ili pensis, ke ili povoscias ankau shvebi en la aero. Tion ili volis fari, sed bum! ili mallerte falis kaj devis tuj denove ekmovi siajn flugilojn. La knaboj tiam kuradis sur la strato kaj kantis sian malnovan kanton: “Cikonio en aero!” “Chu ni flugu tien kaj elpiku al ili la okulojn?” demandis la cikoniidoj. “Ne, lasu tion!” diris la patrino. “Auskultu nur min, tio estas multe pli grava. Unu, du, tri! Nun ni flugu dekstren! Unu, du, tri! Nun maldekstren, chirkau la kamentubon! Nu, tio estis tre bona! La lasta frapo de la flugiloj estis tiel bela kaj ghusta, ke vi ricevos la permeson iri kun mi morgau al la marcho. Tie kunvenadas multe da honorindaj cikoniaj familioj kun siaj infanoj. Pruvu do, ke miaj estas la plej bone edukitaj, kaj tenu vin tute rekte, tio bone aspektas kaj kauzas satatecon.” “Sed chu ni faru nenian venghon al la malbonaj knaboj?” demandis la cikoniidoj. “Lasu ilin krii, kion ili volas! Vi tamen levighos al la nuboj kaj venos en la landon de la piramidoj, dum ili devos senti froston kaj havos neniun verdan folion nek dolchan pomon!” “Jes, ni venghos!” ili flustris unu al la alia, kaj ili denove diligente ekzercighis. El chiuj knaboj sur la strato neniu tiel obstine kantadis la mokan kanton, kiel tiu, kiu ekkantis ghin la unua, kaj tio estis tute malgranda bubo, kiu certe havis la aghon de ne pli ol ses jaroj. La cikoniidoj tamen pensis, ke li havas la aghon de cent jaroj, char li estis multe pli granda, ol ilia patro kaj ilia patrino. Ili ja havis nenian komprenon pri tio, kian aghon povas havi malgrandaj kaj grandaj infanoj. Sian tutan venghon ili volis elvershi sur tiun knabon, char li ja komencis la kanton kaj ankorau senlace ghin ripetadis. La junaj cikonioj estis tre koleraj, kaj ju pli grandaj ili farighis, des malpli ili volis tion toleri. Fine la patrino devis promesi al ili, ke shi donos al ili la eblon venghi, sed ne pli frue ol en la lasta tago de ilia restado en chi tiu lando. “Ni devas ja antaue vidi, kiel vi pruvos vian taugecon che la granda ekzercado! Se vi faros vian provon malbone, tiel ke la generalo devos trapiki vian bruston per sia beko, tiam la knaboj estos ja pravaj, almenau en unu rilato! Ni do antaue vidu!” “Jes, vi tion vidos!” diris la infanoj, kaj ili estis tre diligentaj. Ili ekzercighis chiutage kaj flugis tiel charme kaj facile, ke estis plezuro tion vidi. Jen venis la autuno. Chiuj cikonioj iom post iom kolektighis, por ekflugi antau la vintro al la varmaj landoj. Kia ekzercado estis antaue farata! Ili devis flugi trans arbarojn kaj urbojn, por vidi, chu ili povoscias bone flugi char ili havis ja antau si grandan vojaghon. Niaj junaj cikonioj faris sian ekzamenighon tiel bone, ke ili ricevis la noton: “Perfekte bone, kun rano kaj serpento.” Tio estis la plej bona atesto, kaj la ranon kaj serpenton ili povis manghi, kaj tion ili efektive faris. “Nun ni devas fari nian venghon!” ili diris. “Jes,” diris la cikonio-patrino. “Kion mi elpensis, tio estos la plej ghusta. Mi scias, kie trovighas la lageto, en kiu kushas chiuj malgrandaj homaj infanoj, ghis venas la cikonio kaj portas ilin al iliaj gepatroj. La charmaj malgrandaj infanoj dormas kaj songhas tiel dolche, kiel ili poste neniam plu songhas. Chiuj gepatroj tre deziras havi tian malgrandan infanon, kaj chiuj infanoj volas havi fratinon au fraton. Nun ni flugu al la lageto kaj prenu po unu etulo por chiu el la infanoj, kiu ne kantis la malbonan kanton kaj ne mokis la cikoniojn.” “Sed koncerne tiun malbonan, abomenindan knabon, kiu faris la komencon kun la kantado, kion ni faros al li?” “Tie en la lageto kushas malgranda senviva infano, kiu mortis dum la dormado. Ghin ni portos al li, tiam li devos plori, char ni estos alportintaj al li senvivan frateton. Sed al tiu bona knabo, kiun vi certe ankorau ne forgesis, kaj kiu diris, ke estas peko kaj honto moki la bestojn, – al tiu ni alportos kaj frateton kaj fratineton; kaj char la knabo estas nomata Pechjo, tial vi chiuj estu nomataj Pechjo!” Kaj kiel shi diris, tiel farighis. De tiu tempo chiuj cikonioj ricevis la nomon Pechjo, kaj tiel ili ankorau nun estas nomataj. |
Г.Х. Андерсен
Аисты
На крыше самого крайнего домика в одном маленьком городке приютилось гнездо аиста. В нем сидела мамаша с четырьмя птенцами, которые высовывали из гнезда свои маленькие черные клювы, - они у них еще не успели покраснеть. Неподалеку от гнезда, на самом коньке крыши, стоял, вытянувшись в струнку и поджав под себя одну ногу, сам папаша; ногу он поджимал, чтобы не стоять на часах без дела. Можно было подумать, что он вырезан из дерева, до того он был неподвижен. - Вот важно, так важно! - думал он. - У гнезда моей жены стоит часовой! Кто же знает, что я ее муж? Могут подумать, что я наряжен сюда в караул. То-то важно!" И он продолжал стоять на одной ноге.
На улице играли ребятишки; увидав аиста, самый озорной из мальчуганов затянул, как умел и помнил, старинную песенку об аистах; за ним подхватили все остальные:
Аист, аист белый,
Что стоишь день целый,
Словно часовой,
На ноге одной?
Или деток хочешь
Уберечь своих?
Попусту хлопочешь, -
Мы изловим их!
Одного повесим
В пруд швырнем другого,
Третьего заколем,
Младшего ж живого
На костер мы бросим
И тебя не спросим!- Послушай-ка что поют мальчики! - сказали птенцы. - Они говорят, что нас повесят и утопят!
- Не нужно обращать на них внимания! - сказала им мать. - Только не слушайте, ничего и не будет!
Но мальчуганы не унимались, пели и дразнили аистов; только один из мальчиков, по имени Петер, не захотел пристать к товарищам, говоря, что грешно дразнить животных. А мать утешала птенцов. - Не обращайте внимания! - говорила она. - Смотрите, как спокойно стоит ваш отец, и это на одной-то ноге!
- А нам страшно! - сказали птенцы и глубоко-глубоко запрятали головки в гнездо.
На другой день ребятишки опять высыпали на улицу, увидали аистов и опять запели:
Одного повесим,
В пруд швырнем другого...- Так нас повесят и утопят? - опять спросили птенцы.
- Да нет же, нет! - отвечала мать. - А вот скоро мы начнем ученье! Вам нужно выучиться летать! Когда же выучитесь, мы отправимся с вами на луг в гости к лягушкам. Они будут приседать перед нами в воде и петь: "ква-ква-ква!" А мы съедим их - вот будет веселье!
- А потом? - спросили птенцы.
- Потом все мы, аисты, соберемся на осенние маневры. Вот уж тогда надо уметь летать как следует! Это очень важно! Того, кто будет летать плохо, генерал проколет своим острым клювом! Так вот, старайтесь изо всех сил, когда ученье начнется!
- Так нас все-таки заколют, как сказали мальчики! Слушай-ка, они опять поют!
- Слушайте меня, а не их! - сказала мать. - После маневров мы улетим отсюда далеко-далеко, за высокие горы, за темные леса, в теплые края, в Египет! Там есть треугольные каменные дома; верхушки их упираются в самые облака, а зовут их пирамидами. Они построены давным-давно, так давно, что ни один аист и представить себе не может! Там есть тоже река, которая разливается, и тогда весь берег покрывается илом! Ходишь себе по илу и кушаешь лягушек!
- О! - сказали птенцы.
- Да! Вот прелесть! Там день-деньской только и делаешь, что ешь. А вот в то время как нам там будет так хорошо, здесь на деревьях не останется ни единого листика, наступит такой холод, что облака застынут кусками и будут падать на землю белыми крошками! Она хотела рассказать им про снег, да не умела объяснить хорошенько.
- А эти нехорошие мальчики тоже застынут кусками? - спросили птенцы.
- Нет, кусками они не застынут, но померзнуть им придется. Будут сидеть и скучать в темной комнате и носу не посмеют высунуть на улицу! А вы-то будете летать в чужих краях, где цветут цветы и ярко светит теплое солнышко.
Прошло немного времени, птенцы подросли, могли уже вставать в гнезде и озираться кругом. Папаша-аист каждый день приносил им славных лягушек, маленьких ужей и всякие другие лакомства, какие только мог достать. А как потешал он птенцов разными забавными штуками! Доставал головою свой хвост, щелкал клювом, точно у него в горле сидела трещотка, и рассказывал им разные болотные истории.
- Ну, пора теперь и за ученье приняться! - сказала им в один прекрасный день мать, и всем четверым птенцам пришлось вылезть из гнезда на крышу. Батюшки мои, как они шатались, балансировали крыльями и все-таки чуть-чуть не свалились!
- Смотрите на меня! - сказала мать. - Голову вот так, ноги так! Раз-два! Раз- два! Вот что поможет вам пробить себе дорогу в жизни! - и она сделала несколько взмахов крыльями. Птенцы неуклюже подпрыгнули и - бац! - все так и растянулись! Они были еще тяжелы на подъем.
- Я не хочу учиться! - сказал один птенец и вскарабкался назад в гнездо. - Я вовсе не хочу лететь в теплые края!
- Так ты хочешь замерзнуть тут зимой? Хочешь, чтобы мальчишки пришли и повесили, утопили или сожгли тебя? Постой, я сейчас позову их!
- Ай, нет, нет! - сказал птенец и опять выпрыгнул на крышу. На третий день они уже кое-как летали и вообразили, что могут также держаться в воздухе на распластанных крыльях. "Незачем все время ими махать, - говорили они. - Можно и отдохнуть". Так и сделали, но... сейчас же шлепнулись на крышу. Пришлось опять работать крыльями. В это время на улице собрались мальчики и запели:
Аист, аист белый!
- А что, слетим да выклюем им глаза? - спросили птенцы.
- Нет, не надо! - сказала мать. - Слушайте лучше меня, это куда важнее! Раз-два- три! Теперь полетим направо; раз-два-три! Теперь налево, вокруг трубы! Отлично! Последний взмах крыльями удался так чудесно, что я позволю вам завтра отправиться со мной на болото. Там соберется много других милых семейств с детьми, - вот и покажите себя! Я хочу, чтобы вы были самыми миленькими из всех. Держите головы повыше, так гораздо красивее и внушительнее!
- Но неужели мы так и не отомстим этим нехорошим мальчикам? - спросили птенцы.
- Пусть они себе кричат что хотят! Вы-то полетите к облакам, увидите страну пирамид, а они будут мерзнуть здесь зимой, не увидят ни единого зеленого листика, ни сладкого яблочка!
- А мы все-таки отомстим! - шепнули птенцы друг другу и продолжали ученье.
Задорнее всех из ребятишек был самый маленький, тот, что первый затянул песенку об аистах. Ему было не больше шести лет, хотя птенцы-то и думали, что ему лет сто, - он был ведь куда больше их отца с матерью, а что же знали птенцы о годах детей и взрослых людей! И вот вся месть птенцов должна была обрушиться на этого мальчика, который был зачинщиком и самым неугомонным из насмешников. Птенцы были на него ужасно сердиты и чем больше подрастали, тем меньше хотели сносить от него обиды. В конце концов матери пришлось обещать им как-нибудь отомстить мальчугану, но не раньше, как перед самым отлетом их в теплые края.
- Посмотрим сначала, как вы будете вести себя на больших маневрах! Если дело пойдет плохо и генерал проколет вам грудь своим клювом, мальчики ведь будут правы. Вот увидим!
- Увидишь! - сказали птенцы и усердно принялись за упражнения. С каждым днем дело шло все лучше, и наконец они стали летать так легко и красиво, что просто любо! Настала осень; аисты начали приготовляться к отлету на зиму в теплые края. Вот так маневры пошли! Аисты летали взад и вперед над лесами и озерами: им надо было испытать себя - предстояло ведь огромное путешествие! Наши птенцы отличились и получили на испытании не по нулю с хвостом, а по двенадцати с Лягушкой и ужом! Лучше этого балла для них и быть не могло: лягушек и ужей можно ведь было съесть, что они и сделали.
- Теперь будем мстить! - сказали они.
- Хорошо! - сказала мать. - Вот что я придумала - это будет лучше всего. Я знаю, где тот пруд, в котором сидят маленькие дети до тех пор, пока аист не возьмет их и не отнесет к папе с мамой. Прелестные крошечные детки спят и видят чудные сны, каких никогда уже не будут видеть после. Всем родителям очень хочется иметь такого малютку, а всем детям - крошечного братца или сестрицу. Полетим к пруду, возьмем оттуда малюток и отнесем к тем детям, которые не дразнили аистов; нехорошие же насмешники не получат ничего!
- А тому злому, который первый начал дразнить нас, ему что будет? - спросили молодые аисты.
- В пруде лежит один мертвый ребенок, он заспался до смерти; его-то мы и отнесем злому мальчику. Пусть поплачет, увидав, что мы принесли ему мертвого братца. А вот тому доброму мальчику, - надеюсь, вы не забыли его, - который сказал, что грешно дразнить животных, мы принесем зараз и братца и сестричку. Его зовут Петер, будем же и мы в честь его зваться Петерами!
Как сказано, так и было сделано, и вот всех аистов зовут с тех пор Петерами.