Геннадий Семенихин

НОВОЧЕРКАССК
(отрывок)

- Постой, - сказал Александр Сергеевич, тяжело дыша, когда приступ
миновал. - Ведь ты кроме мировой революции еще о чем-то хотел сказать.
Кажется, о моих иностранных словарях.
- О них, - обрадовался напоминанию Павел. - У нас в штабе Южного фронта
перед штурмом Перекопа комиссар был по фамилии Мальвиц. Так вот он
утверждал, что после мировой революции не понадобятся ни русский, ни
английский, ни японский, ни другие языки, а будет для всех один, упрощенный.
Он даже сказал, как этот язык люди станут называть. Вот забыл, подожди,
сейчас вспомню. - Павел наморщил лоб и обрадованно воскликнул: - Эсперанто,
вот как.
Лысина над мохнатыми бровями Александра Сергеевича побагровела, и он
сердито ударил ладонью о зеленое сукно письменного стола.
- Может, и жены будут общие, как об этом наши донские казачки по
станицам гутарят? Приехал в Токио с одной, переспал в Сан-Франциско с
другой, а домой возвратился, глядишь, и у твоей супруги новый сожитель. Так,
что ли?
- Да нет, ты не упрощай, - смутился Павел. - Язык эсперанто дело доброе.
- Доброе! - вскричал младший Якушев. - Да твой этот самый Мальвиц либо
законченный подлец, либо враг всего народа нашего. Как это можно, чтобы весь
мир одним языком пользовался? Тогда погибнет вся культура. Погибнет наука,
философия, искусство. Песен и танцев не станет русских. Ты представь, до
чего мы дойдем, если украинцам запретят читать на своем языке знаменитый
"Кобзарь" Тараса Шевченко, англичанам ставить в театрах пьесы Шекспира,
нашим донским казакам - петь свои старинные походные песни, а всем русским
людям повелят читать "Евгения Онегина" не на своем языке, а на этом самом
обезличенном эсперанто! Да ведь это опаснее всякого Врангеля! ...