МЕЛОДИЧНО, ПОНЯТНО И ПРОСТО
Анатолий Иванович Масенко - учитель математики кисловодской школы-интерната для слепых детей. Сколько было у него учеников? Пусть сотни. Кроме того, Анатолий Иванович играет в шахматы, десятки лет участвовал в турнирах. Стало быть, его знают многие незрячие шахматисты. Вот, казалось бы, и почти весь круг людей, для которых его имя не просто звук. В действительности же имя Анатолия Ивановича Масенко известно десяткам, а может и сотням тысяч людей во всем мире. Эти люди - эсперантисты, знатоки международного языка эсперанто. У Анатолия Ивановича интерес к нему прорезался в студенческие годы. Впрочем, все по порядку.
МАСЕНКО: Я родился в 1937-м году в городе Невинномысске. В популярном некогда романе С. Бабаевского «Кавалер Золотой Звезды» описываются как раз эти места. Зрение я потерял с детства. До войны мне сделали несколько операций, но неудачных. И все же небольшой остаток зрения у меня был. А потом - война. Мы жили здесь, под оккупацией были.
КОРР.: Вам тогда было пять лет, вряд ли вы что-то помните.
МАСЕНКО: Только эпизоды в памяти сохранились. Помню, не хотел есть борщ и особенно хлеб, его пекли из подгорелого зерна и что-то еще подмешивали. Хлеб был противный на вкус. В одной комнате мы жили, а в другой поселили немца. И вот он позовет меня и угощает конфетками. Надо сказать, что в наших краях немцы не очень зверствовали. Тяжелыми были послевоенные годы. У мамы нас было четверо детей и у соседки двое. Мы объединились, женщины распределили обязанности: соседка оставалась с нами, а моя мама отправлялась на добычу пропитания.
КОРР.: А отец?
МАСЕНКО: Отец погиб. В сентября 41-го года он ушел на фронт. Последнее письмо от него было в мае 43-го года. Сорок пятый, сорок шестой были неурожайные годы в наших краях, хлеба никогда вволю мы не ели. Кукурузка выручала нас.
КОРР.: В 44-м году вам исполнилось семь лет, пора в школу.
МАСЕНКО: Мама пошла в гороно, и там ей сказали, что до войны школа для слепых в Ставрополе, и обещали навести справки. Потом выяснилось, что там школы уже нет, а где она есть, неизвестно. Дальняя родственница вдруг приехала к нам погостить и говорит: «А у нас в Кисловодске есть школа». В начале ноября 1948 года я стал учиться в этой школе. В нашем классе собрались одни переростки. Нашим учителем оказался Григорий Иванович Батырев. У него не было семьи, и он полностью отдавал себя работе. До января мы осилили программу первого класса, а с января до конца учебного года - программу второго класса. Третий класс мы весь год занимались в таком же темпе, и он нас перевел сразу в пятый класс. Я окончил школу с золотой медалью в 57. В школе было хорошо поставлено обучение музыке. Обязательным предметом, начиная с пятого класса, было обучение игре на баяне. Но поскольку не у всех ребят были способности к музыке, то их все же разделяли. Одни осваивали баян, а другие шли на уроки труда в трикотажные и щеточные мастерские. Музыку нам преподавал Николай Дмитриевич Востриков. Мы не только учились играть, но и занимались теорией, конспектировали то, что рассказывал нам учитель. Баянов было мало, один на четверых. Приходилось вставать утром задолго до подъема, чтобы позаниматься.
КОРР.: Вы упоминали, что школа купила инструменты для духового оркестра.
МАСЕНКО: Да, но заниматься с нами было некому. Директор школы сказала, что нанять руководителя возможности нет. Ну, давайте сами. Труфан на баритоне, Денисьев на альтушке, Алтабаев на теноре, Кривенко на трубе. Я взял кларнет. В школьной библиотеке разыскал сборник Розанова для кларнета и стал заниматься. Мы освоили извлечения звука, а нот у нас не было по Брайлю. Давай их раздобывать. Так оркестр до самого нашего выпуска был, мы играли во время демонстраций и городских праздников.
.КОРР.: Вы закончили школу. И стал вопрос - что дальше?
МАСЕНКО: У меня были успехи в музыке. До 11-го класса я на всех городских смотрах выступал в хоре, в ансамбле баянистов и сольно. Постоянно покупал музыкальную литературу, выписывал нотные сборники. В общем, увлечен был музыкой всерьез. Но перелом произошел, когда в школу пришел Василий Иванович Рябов, учитель математики. Он был нашим классным руководителем, разносторонним, увлеченным человеком. Хорошо играл в шахматы, разбирался в музыке. И постоянно был с нами. Его личность на меня повлияла решающим образом, и интерес к математике рос всё больше и больше. Мне хотелось быть похожим на него, и я поступил в ставропольский пединститут.
К нам в краевом правлении, тогда оно у нас находилось в Пятигорске, относились хорошо, знали нас как шахматистов. Они дали хорошую характеристику. Я окончил школу с золотой медалью, поэтому экзамены не надо было сдавать, только пройти собеседование. И вот я отправился я в Ставрополь. Пришел в институт и мне сказали, что нужно обязательно попасть к директору. Я просидел до конца дня, но директор, мне сказали, так и не появился. Утром следующего дня меня к нему допустили, я подал ему характеристику. Ну, что я шахматист, - это без внимания, а вот музыканты, сказал он, нам нужны. Вызвал преподавателя математики, она начала меня спрашивать разные формулы, я отвечал. «А кого вы знаете из советских математиков?» - спросила она. Вопрос меня застал врасплох, я на него не смог ответить. Она засомневалась: «Не знаю, как вы будете заниматься, ведь придется вам иметь дело с чертежами, с графиками». Я ответил: «Не знаю, но другие-то незрячие с этой проблемой справляются». Ну, давайте, решила преподавательница, и мы попробуем. Потом она у нас матанализ вела и всегда ко мен очень доброжелательно относилась. Ещё в школе я овладел краткописью, была опубликована в журнале «Жизнь слепых» краткопись Рогова. Она меня заинтересовала, и я целый год практиковался. Поэтому особых проблем с конспектированием лекций у меня не было. Бывало так, что преподаватель не все писал на доске, что проговаривал. Я в таких случаях оставлял в конспекте пустое место, а после лекций кто-нибудь из однокурсников мне диктовал пропущенные формулы и уравнения.
КОРР.: А нельзя было попросить преподавателей, чтобы они проговаривали все, что пишут на доске?
МАСЕНКО: Было неудобно на себя обращать внимание.
КОРР.: Как складывалось у вас общение со студентами?
МАСЕНКО: Поначалу студентки воодушевились: ой, надо ж помочь. Но их энтузиазма хватило ненадолго. В общежитии мест не хватало, и мои однокурсники практически жили на квартирах. Из моей группы не оказалось в общежитии никого. Постепенно мы сдружились с Жорой Гребенкиным, он был местный ставропольский. Сейчас Георгий Георгиевич живет в Москве, он крупный предприниматель. И когда я бываю в Москве, мы с ним встречаемся. Тогда у нас в Ставрополе не было библиотеки для слепых, и помочь могли только студенты. Одного попросишь, другого, но я старался схватывать больше на лекциях, и чтобы конспекты были как можно полнее.
КОРР.: А где вы проходили практику?
МАСЕНКО: В родной школе. Я в то время продолжал переписываться со своим школьным учителем Василием Ивановичем Рябовым. И он в одном из писем посетовал, что ему перепадает путевка на январь, но нужно вести уроки. Не мог бы я его классы взять? Я согласился. И вел уроки в пятом, восьмом и одиннадцатом классах. Жил я школе, там же и питался бесплатно. В институте не осталось без внимания, что я баянист. На каждом факультете должна быть своя агитбригада. Меня, конечно, привлекли в нашу, факультетскую. Мы ездили по районам, выступали с концертами.
КОРР.: Эти поездки вас не сближали со студентами?
МАСЕНКО: Студентов из моей группы маловато было в агитбригаде, в основном там были старшекурсники. Очень много было выездных концертов, но выступали мы и в институте. Кроме того, приходилось мне и просто так играть на баяне. В общежитии устраивают танцы - поиграй! Потом в институте появились другие незрячие, тоже музыканты: Иван Данилович, Рассохин Владимир Тимофеевич, Поздняков. Мы организовали квартет баянистов и выступали на институтских вечерах.
КОРР.: Пока вы учились, вам стало 25 лет. Самое время интересоваться девушками. Вы - музыкант, баянист, и наверняка некоторые девушки к вам интерес проявляли.
МАСЕНКО: Я был очень загружен: учеба, музыка, шахматы. В 60-м году на ставропольском предприятии создали учебно-консультационный пункт. И нас с приятелем пригласили работать. Это ещё одна нагрузка. Так что не было времени любовными делами заниматься.
КОРР.: Представляю, с каким удивлением эти барышни на вас смотрели.
МАСЕНКО: Они: «ой, вы у нас все знаете». А мне-то от этого что?
КОРР.: Снова возвращаемся к проблемам общения с окружающими. Наверное, очень важно, чтобы ещё в старших классах ребятам разъясняли, как с девушкой познакомиться, как быть обаятельным и привлекательным.
МАСЕНКО: В школьные годы ребята сами как-то всё это постигают. Это проблема возникает, когда общаешься со зрячими.
КОРР.: Надо комплекс перешагнуть и общаться.
МАСЕНКО: Надо бы.
КОРР.: Нет мира слепых, есть просто мир. И надо в этом мире жить. Вот вы рассказываете о трудностях, и они в значительнейшей мере были вызваны тем, что вы боялись своих однокурсниц.
МАСЕНКО: Мне казалось, что если уж кто-то всерьез в меня влюбится, тогда, может быть, пойду навстречу. А сам, не будучи уверенным, что буду равноправным спутником ей, смелости не набирался.
КОРР.: Я брал интервью у одного специалиста, он выпускник ижевского пединститута. И он сказал: «Мне даже не могло прийти в голову, что вот я - слепой парень - могу пригласить в кино свою однокурсницу. Хотя она ко мне вроде бы хорошо относилась. Но у меня был страх: в школе нам никто не объяснял, что нам жить и работать среди обычных людей, и надо чувствовать себя спокойно».
МАСЕНКО: В наше время преобладали тотально слепые, а сейчас наши в основном с остатком зрения, у них таких проблем нет.
КОРР.: Нет, есть. Вот он, в толстых очках, видит барышню и боится с ней заговорить. В 62-м году вы институт закончили, получили красный диплом, и у вас было направление в родную школу.
МАСЕНКО: Да, было направление, правда, с оговоркой, что школа просит прислать на работу, но ставку не гарантирует.
КОРР.: Ну, это обычная история, борьба за часы в школе идет постоянно. Как получилось, что вы заинтересовались эсперанто?
МАСЕНКО: Интерес к языкам у меня возник давно. В школе я заинтересовался немецким языком, но не было никаких пособий, чтобы его всерьез изучать. Когда я стал студентом, прочитал в журнале «Жизнь слепых» статью «Язык дружбы и мира» Петра Васильевича Горчакова из Ленинграда. Был такой восовский деятель, шахматист и эсперантист давний. Я был с ним знаком по шахматным турнирам, но не знал, что он эперантист, да и вообще ничего не слышал об эсперанто. Прочитав его статью, я при встрече на очередных соревнованиях заинтересованно стал расспрашивать про это эсперанто. Он пообещал мне помогать, в письмах понемножку начал излагать теорию, слова давать. Потом связал меня с одним чехом- эсперантистом, тоже шахматистом заядлым, который русский язык знает. Он мне тоже понемножку помогал, а в 59-м году появилось краткое руководство эсперанто по Брайлю. Я им обзавелся. Я стал добывать иностранные журналы по эксперанто. Много мне было там непонятно из-за словаря. В феврале 63-го года мне сказали, что в Кисловодске отдыхает профессор Бокарев, известный эсперантист. Позднее, в 66 году, был выпущен его словарь по эсперанто - первый в Советском Союзе. Наши массажисты делали профессору массаж. Он с ними общался, рассказывал об эсперанто. Они ему сказали: «У нас тоже один чудик этим делом интересуется». И организовали нашу встречу, которая длилась около пяти часов. Магнитофона у меня тогда еще не было, и я все записывал по Брайлю. Евгений Алексеевич надиктовал больше двухсот слов, очень много рассказывал о Ерошенко. Я впервые услышал от него о Василии Яковлевиче Ярошенко. Этот человек объездил весь мир, побывал в Англии, Японии, Тайиланде, Китае, Индии. Благодаря эсперанто он постепенно овладевал языком того народа, среди которого жил. Эсперанто - язык, конечно, легкий. Были у меня два ученика, я им рассказал, так один через месяц принес мне стихотворение, написанное на эсперанто. Я его в журнал чешский отправил, его опубликовали. Во время той встречи профессор Бокарев дал мне адреса кисловодских эсперантистов. Так у меня завязались живые контакты, подружился я с Николаем Яковлевичем Тупеянцем, правда, вскоре он переехал в Краснодар, но мы оживленно переписывались. Он собирал то, что было издано на эсперанто до революции, сведения о видных эсперантистах. Литературы собралось много и он мне предлагал, чтобы часть ее я забрал к себе. Но тогда я и сам снимал углы, не до архива было. В 64-м году при профшколе массажистов, ныне это медицинский колледж, организовался кружок эсперантистов. Тогдашний директор профшколы Андрей Сергеевич Онуфриев относился к этому с энтузиазмом и даже предложил мне небольшую зарплату за ведение кружка. Работали мы довольно активно, весной, помню, организовали концерт и выставку. Все прошло хорошо, о нас даже в местной газете написали. Я понемножку устанавливал связь с незрячими эсперантистами по всему Советскому Союзу. В Волгограде, например, были студенты - Арефьев и Сесев, которые поддерживали контакты с эсперантистами в Прибалтике, ездили летом на молодежные сборы, в так называемые лагеря эсперантистов. Через них и я установил связь с рижанами, с клубом «Интернациа амикецо» - «Международная дружба». Им руководила всегда бодрая неунывающая Рута Бабицка. В этом клубе были не только незрячие, а и зрячие эсперантисты.
КОРР.: Люди, с которыми вы общались, прекрасно владели русским языком. Зачем эсперанто? Или вы с самого предполагали, что с его помощью вы сможете вступать в общение с людьми, которые не знают русского языка?
МАСЕНКО: Мы общались не только между собой. В 59-м году я прочитал в журнале объявление, что в Польше будет издаваться журнал по Брайлю на эсперанто. Написал редактору, как можно получить его? Тот откликнулся: «Будем высылать бесплатно». Меня всегда поражало, что профессионалы не отталкивали от себя тех, кто не дорос до их уровня. В эсперантистских журналах есть рубрика: Дезирас кореспонди - «Желаю переписываться». В ней указываются адреса, кто хочет переписываться, предлагаются темы для обсуждения и указывается возраст желающих переписываться. И вот в 66-му году отправился в Будапешт к другу по переписке. Он тоже незрячий. Я в его семье прожил три недели. Поездки в соцстраны тогда были дешевыми. Я взял билет из Кисловодска до Будапешта и обратно, и за все заплатил 72.
КОРР.: Вам ведь нужно было оформлять выездные документы, заграничный паспорт.
МАСЕНКО: Тогда главное было - разрешение на поездку. Мне повезло, чиновники добросердечные попадались. Но одна поездка сорвалась в 69-м году, когда конгресс эсперантистов проходил в Финляндии. Там друг хороший у меня. Он прислал приглашение, я сдал на оформление все необходимые документы. Как ни пойду, мне отвечали: документы не готовы. Летом я был в Ленинграде и обратился к финскому консулу. Тот сказал, что если мои документы в МИДе, то всё в порядке. Договорились созвониться. В общем, он узнал, что документы в МИДе застряли. И только в сентябре мне звонят в школу: ваши документы пришли, можете ехать. Я говорю: спасибо, я уже работаю.
КОРР.: А поехать в капстраны было сложнее?
МАСЕНКО: Это было затратнее. Я материально не был готов к этому.
КОРР.: Когда вас стали признавать одним из ведущих эсперантистов страны?
МАСЕНКО: Постепенно. У меня была личная переписка с президентом международной организации эсперантистов - Лиго интернациа де блиндай эсперантистой. Я старался в эсперантистских журналах рассказывать о жизни незрячих в СССР. У западных читателей все же было мало информации о нас. В 65-м году ВОС отмечало свое сорокалетие, и в журнале «Жизнь слепых» публиковалось много материалов из истории общества и его основателях. На их основе я подготовил для двух номеров журнала «Эсперанта лигило» публикации. Это старейший журнал, выходит с 1904-го года. В нем рассказывается о событиях, фактах, новинках, которые интересуют незрячих. Например много пишется о тифлотехнике. Впоследствии мне предложили вести рубрику «Энигмой кай проблемой» - загадки и задачки, головоломки и т. д. С 91-го года в журнале наш энтузиаст из Якутска Юрий Пиарев ведет страничку эсперантской краткописи. Есть такая стенография на эсперанто. Так что наше участие в журнале заметно. С самого начала мы пытались получить поддержку центрального правления ВОС. Не получалось. Я предлагал, например, организовать секцию эсперантистов, чтобы была упорядочена отправка эсперантистов на международные конгрессы. Тогдашний заместитель председателя Центрального правления Анатолий Михайлович Кондратов , который отвечал за воспитательную и культурно-массовую работу, уклончиво отвечал или отрицательно. И нам приходилось заниматься, так сказать, самодеятельностью. С 64-го и примерно до 69-го года мы выпускали рукописный журнал «Информационный бюллетень». Всю редакторскую работу в основном делал я. Материал для этого журнала собирался со всего Союза.
КОРР.: Вы говорите, что руководство общества, мягко говоря, прохладно относилось к эсперантистам. Почему?
МАСЕНКО: По прошлым временам они знали, что эсперанто не поощряется. Наверно, потому такую линию проводили.
КОРР.: А лично вы, другие эсперантисты, энтузиасты этого дела, встречались с руководителями, объясняли им?
МАСЕНКО: Нет. Я ведь не в Москве живу, а в Кисловодске. Когда в СССР появилась ассоциация советских эсперантистов, я позвонил редактору «Школьного вестника» Виктору Александровичу Глебову и рассказал об этом. Он сразу заинтересовался, спросил, кто ее учредил. Я сказал, что профсоюз и ЦК ВЛКСМ. Хорошо, обрадовался Виктор Александрович, присылай мне статью об эсперанто, а потом и уроки. В июле 79-го появилась моя обзорная статья, а с сентябрьского номера стали печатать уроки по изучению языка эсперанто. И по сей день эта рубрика в журнале. По нашему предложению в правление ассоциации советских эсперантистов был введен москвич Владимир Седов. Он отвечал за работу среди незрячих эсперантистов. В правлении нам говорили: «Мы вашу специфику мало знаем, литература ваша печатается особым шрифтом. Хорошо бы вам организовать секцию эсперантистов при обществе слепых». И после долгих переговоров секция эта возникла при Центральном правлении ВОС и АСЭ. С тех пор Центральное правление стало к нам благоволить.
В 1981 году состоялась встреча незрячих эсперантистов в Кисловодске. Здесь мы потом проводили много встреч. Благодаря поддержке ВОС, интересный семинар проходил в Быково в 85-м году. Когда отмечали столетие эсперанто состоялась юбилейная конференция в Москве. В 90-м году отмечалось столетие Василия Ерошенко, и на этот праздник за счет ВОС пригласили японского профессора с супругой. Именно этот профессор открыл миру Ерошенко, издав в 50-х годах на японском языке трехтомник его сочинений. В 1994-м году, самое смутное время, мы провели в Кисловодске международный конгресс эсперантистов. На него приехали немцы, финны, итальянцы, австрийцы - 123 человека.
КОРР.: Они наверно чувствовали себя героями, что поехали в горячую точку.
МАСЕНКО: Они-то героями чувствовали, а мы-то были словно на сковороде. Встретили их в Минеральных водах, всех посадили в один автобус. Поехали, а у самих тревога: вдруг перехватят, это ж сколько заложников, сколько шума будет. Но бог миловал. В 2001-м году армавирцы у себя провели международную встречу, в 2002-м - ростовчане.
КОРР.: Много ли среди незрячих эсперантистов?
МАСЕНКО: По России больше на юге: Анапа, наш кисловодский клуб, ростовчане.
КОРР.: Эсперанто - это досуговое увлечение? Вы человек убежденный, увлеченный этим делом. Но как людям мотивировку убедительную дать для чего нужно затратить массу времени и сил, чтобы изучать этот язык.
МАСЕНКО: Эсперанто - простой, мелодичный, понятный язык для души. И для информации он годится. Мне важно не так его информационное значение, сколько возможность на нем общаться. Помните у Экзюпери: «Единственная роскошь - это роскошь человеческого общения». Вот эту роскошь мы ощущаем, когда собираемся на встречи, конгрессы.
КОРР.: Кем вы ощущаете себя прежде всего: педагогом или активным участником движения незрячих эсперантистов?
МАСЕНКО: Это параллельно. Я доволен, что среди моих выпускников многие получили высшее образование, связали жизнь с математикой. Значит, не зря была моя педагогическая работа. А эсперанто очень разнообразило мою жизнь, украсило её, как и шахматы, музыка. Одно другому не мешает.