Эсперанто - кому и зачем это надо

Эсперанто, как и любовь, подобен привидению - многие о нём слышали, но мало
кто видел живьём. И напрасно. Потому что это интересно и полезно.

Откуда взялось это странное хобби странных людей ("учили бы лучше
английский")? Давным-давно, во второй половине XIX века, в Белостоке (то
есть, в Царстве Польском) жил человек по фамилии Заменгоф и по имени Лейзер
Людвик. Город был многонациональный и многоязычный. Да ещё в гимназии языки
учить приходилось. И подумал молодой Лейзер Людвик, что вот бы хорошо, если
б существовал язык общий для всех, и чтоб в изучении нетрудный. Из этой
доброй мысли всё и произросло...

Историческая наука сохранила для благодарного человечества сведения о том,
что тетрадь с первым проектом Международного Языка погибла в печке, куда её
отправил недрогнувшей рукой отец гимназиста Заменгофа, справедливо полагая,
что мальчику надо заниматься делом, а не ерундой. Мальчик учился в
Варшавском и Московском университетах, стал врачом-окулистом, но идеи своей
не оставил. В 1887-м году увидела свет тоненькая брошюра с изложением
грамматики и краткого словаря Международного Языка (столетие этого события
отмечалось в Белостоке с большим размахом). Автор укрылся под псевдонимом
"доктор Эсперанто". Количество интеллигентов-идеалистов тогда много
превышало нынешнее их число, так что в скором времени на Международном Языке
началась переписка, и вот уже пан Антоний Грабовский наносит личный визит
пану Людвику Заменгофу и с порога его приветствует: "Saluton, kara Majstro!"
("j" соответствует нашему "й"). Именно с лёгкой руки пана Антония и сам язык
вскоре стали называть по "имени" автора.

В 1905-м в Булонь-сюр-Мер (на море то есть, во Франции) собрался первый
Всемирный Конгресс. Заменгоф заявил, что отказывается от "авторских прав" и
дарит своё изобретение человечеству. Люди говорили и понимали друг друга.
После всего нескольких месяцев занятий языком.

Действительно, в разговорах у самовара в интернациональной компании
эсперантистов как-то упускаешь из виду, что язык-то не совсем родной. При
том, что на занятия этим языком уходит, как правило, значительно меньше
времени и сил, чем на English или Deutsch. Почему так? А вот почему.

На то время было разработано и опубликовано уже множество проектов
нейтрального всеобщего языка. Такие светила, как Лейбниц и Паскаль, тоже на
этой ниве оставили след. И до сих пор проекты появляются, и нет этому конца.
Но из стадии проекта в состояние живого языка превратился и до сих пор жив
только один. Дело в структуре языка. Сам Заменгоф был человек образованный:
родной идиш, русский, польский, немецкий, французский, английский и
классические латынь с греческим... Он видел, что в каком языке вызывает
трудности при изучении и что легко. И составил свой проект таким образом,
чтобы трудности свести к минимуму.

Например, из английского в эсперанто пришло отсутствие категории рода у
неодушевлённых существительных (надеюсь, звучит не слишком заумно). То, что
"стол" у нас - "он", а у французов "la table" - "она", это совершенно лишняя
зубрёжка, и в эсперанто этого нет. Из русского - самая главная идея,
придавшая языку всю его лёгкость - словообразование с помощью приставок,
суффиксов и окончаний (а говорят, русский - трудный :) . В первом словаре
было всего около 900 корней слов, но на Первом Конгрессе общались отнюдь не
в манере мумбо-юмбо. Потому что в словаре присутствовали также и суффиксы с
приставками (они же, когда надо, и предлоги). А у этих словообразовательных
"кирпичиков" значения определены жёстко. Таким образом, не надо заучивать
таблицы форм "to go - went - gone", достаточно знать корень глагола "идти",
и вы самостоятельно конструируете "уходить", "пришёл", "подойду". И вас
однозначно понимают. К тому же Заменгофу удалось очень удачно подобрать
отношение "априорности" (искусственных, выдуманных элементов) и
традиционности. Корни слов не -ba-, -bi-, -be-, а взяты из европейских
языков, т.е. для человека сколько-нибудь образованного они часто знакомы. И
грамматика упрощена, насколько возможно. Никаких неправильных глаголов, трёх
склонений, двух спряжений...

Вернёмся к истории. До Первой Мировой дело развивалось весьма успешно.
Начальный период в истории эсперанто даже называют "русским", т.к. больше
всего э-говорящих людей жило на просторах Империи. Но угораздило Льва
Николаевича опубликовать крамольные статьи в эсперантовской прессе (о том,
например, будто бы патриотизм несовместим с христианством, да и знаменитую
"Не могу молчать"), и Правительство обратило внимание на опасный язык (минуй
нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь...). Если бы Зеркало
не молчало о том, что вот нехорошо, когда террористы в городовых бомбы
бросают... так ведь нет - он наоборот, террористов пожалел. Таким образом,
подписка на издаваемые за рубежами Отчизны э-журналы была весьма затруднена,
и следующий период в истории языка носит название "французского". То есть,
на строй языка, на его формы преобладающее влияние стало оказывать
легковесное слово француза...

Сам Заменгоф считал, что он придумал не просто язык. Он мыслил своё творение
инструментом для "всечеловечности" - "Homaranismo". Кстати, интересный
пример словообразования. Hom-o = человек. Hom-ar-o = человечество (vort-ar-o
= словарь, arb-ar-o = лес). Hom-ar-an-o = член человечества,
всечеловек; -ism - он и в Африке -изм. Так вот, homarano - член не только
своей нации, своего государства, но "общечеловек". Причём требуется
примирительное отношение и к чужой религии. В "Молитве под зелёным знаменем"
самого Заменгофа говорится: "Христиане, евреи, магометане - все мы сыновья
Бога..." Зелёное знамя - потому что вообще цветом эсперанто считается
зелёный, ибо цвет надежды. А символом - зелёная звезда (см. наверху).

Однако даже при жизни Заменгофа его "всечеловечность" особого
распространения не получила. После - и подавно. Умер Мастер в апреле 1917-го
в Варшаве, в германской оккупации. Дело его, казалось, потерпело полный
крах - вместо мира и дружбы человечество устроило мировую войну...

Но язык не умер, хотя "всечеловечность" идеологией эсперанто-движения не
стала. Оно пошло по другим путям. В период между мировыми войнами
образовалась UEA - Всемирная Ассоциация, существующая до сих пор. Но
параллельно с "нейтральным", "буржуазным" и гораздо мощнее его росло рабочее
эсперанто-движение. Мировая революция назревала, понимаешь... Самые сильные
организации были в Германии и в Советском Союзе. Есть интересная фотография
Всемирного Конгресса 34-го года в Кёльне - бургомистр в коричневой рубашке,
со свастикой на рукаве, произносит приветственную речь... Но пришли иные
времена. Гитлеру такая дружба народов, понятно, не нужна была совсем. И он,
и товарищ Сталин прекратили всякую эсперанто-деятельность в своих странах
почти одновременно. Конечно, советские люди - интернационалисты, но
предпочтительно под компетентным контролем, а вся вот эта частная переписка
с заграницей... сами понимаете, нехорошо. Да и мировая революция к 38-му
году на повестке дня уже не стояла. Так что западнее Варшавы и Белостока
эсперанто стал злохитрой большевистско-еврейской диверсией, а восточней -
изощрённым орудием фашистско-троцкистских шпионов и вообще врагов народа.

После войны в Европах возрождение произошло довольно быстро, причём
особенно - в странах народной демократии (ага, народного народовластия). А в
Союзе Нерушимом не отмечалось никаких шевелений. Те, кто сумел вернуться с
дальней Колымы, как и те, кому повезло там не побывать, постарались забыть
эту вредную буржуазную выдумку напрочь.

Но вот пригласил Никита Сергеевич в 1957-м Международный Фестиваль молодёжи
и студентов. За антиимпериалистическую, если не помните, солидарность, мир и
дружбу. Возникли опасения: ну как дорогие гости спросят: всё в вашей
прекрасной стране прекрасно, всё у вас есть, а что с эсперантистами? С тех
пор, как в 38-м посланные им письма вернулись с пометкой "адресат выбыл в
неизвестном направлении", так ничего про них и не знаем. Теперь ведь конец
культу личности?

Компетентные товарищи быстро отыскали уцелевших апологетов языка мира и
дружбы. Те было подумали - снова их на Колыму, оказалось - на фестиваль...
Тут же и скорые-скорые курсы для немногочисленного особо подобранного
комсомольского актива организовались. Ведь у нас есть и молодые
эсперантисты, а вы как думали. С тех вот курсов процесс и пошёл снова.

По историческим причинам наибольшее число апологетов на единицу площади
сохранилось в Прибалтике. Там стали проходить летние встречи - не помню, как
они официально именовались. Через несколько лет набралось достаточно молодых
людей, которым на "стариковских" посиделках с воспоминаниями и обсуждениями
грамматических вопросов стало скучно. Песни петь хотелось, хороводы водить.
Именно - на эсперанто. Произошёл "раскол", и с начала 60-х ведут свою
историю SEJT'ы - Советские Эсперанто-Молодёжные Лагеря. Самые первые
проходили в балтийских республиках, далее везде. В то время, как "старики"
влачили анархообразное существование, энергичная молодёжь организовалась в
SEJM ("... Движение"). Это были такие люди... богатыри - не мы. Они могли у
костра всю ночь петь и ни разу не повторить дважды одну и ту же песню. И всё
наизусть. Именно, на эсперанто. Народу собиралось столько, что с середины
семидесятых стали отдельно проходить OkSEJT и OrSEJT (Okcidenta и Orienta,
кто из них западный, а кто восточный - догадайтесь сами).

Продолжалась эта идиллия аж до 1979-го года. Разумеется, под пристальным,
однако негласным контролем всё тех же компетентных товарищей ("запрещённый"
тихвинский SEJT запрещали не они, а партийные органы). Но в 79-м настали
"новые условия". SEJM был добровольно самораспущен, прекратил существование
его печатный орган "Aktuale", начался период застоя... Ассоциация Советских
Эсперантистов, образованная в том же году, доброго слова вряд ли
заслуживает. Это была кормушка для нескольких функционеров ССОД ...

Песни зелёной луны

"Поезд номер... отправляется с четвёртого пути..." Отпуск, хотя и обидно
короткий, но - время сбывания мечтов, а мечта у наших людей (тех, которые в
булочную на такси не ездят) известно какая - Okcidenta Somera
Esperanto-Junulara Tendaro,љ в просторечии OkSEJT.љ Хотя не успел к началу и
застану только два последних дня из десяти - за окном весело бегут
привокзальные кусты, и в атмосфере веет ветер странствий.

...char kunvenas post longa jar'
љљ en la arbaro amikar'.

Вагон раскачивается на стрелках. "Самолётные" кресла, впереди откидывающийся
столик. Москва-третья... Лосиноостровская... Этого времени хватило, чтобы
подкрепить едой измождённый ночным образом жизни организм, а как выглядели
Мытищи - науке осталось уже неизвестно...

- Молодой человек, приехали!

Хорошо быть молодым. Действительно, приехали. Затемнённый перрон, знакомая
привокзальная площадь... Немногочисленные попутчики быстро исчезают в недрах
ожидавших авто, менее счастливые гонятся за единственной маршруткой, так что
едва успеваю уточнить направление ("Не подскажете, как выйти на Фурмановское
шоссе?" - долгая пауза, внимательный взгляд... "Направо до перекрёстка, там
ещё раз направо, и потом уже никуда не сворачивая"). Не очень жарко, и в
чужом городе ночью не сказать чтобы уютно. Однако унывать не годится.

Se vi tristas kaj splenas, kaj foriris lasta tram' -
Rememoru, ke vin atendas am'...

Последний трамвай, похоже, и правда ушёл. В свете редких фонарей блестят
рельсы, но на остановке пусто, да и не ходит в мою сторону трамвай. Ну что
ж... Город уже спит, время к полуночи. Деревянные домики, заборы, сады...
Только ларьки по сторонам покрытого колдобинами и лужами проспекта пытаются
тусклыми огнями призвать покупателей. Разочаровавшись в надеждах, и они один
за другим закрываются...

Дома редеют, справа нарисовались безмолвные ряды стоящих самолётов -
аэропорт. Быстро приближается лес.

Движения по шоссе почти нет. Поначалу в лесу темно, так что дорожные знаки
приходится освещать фонариком - не пора ли уже сворачивать? Не пора... не
пора... Дорога не заходит в деревни, только на открытых участках, в поле, по
сторонам видны огни. Постепенно облака расходятся и выглядывает луна, она
едва начала убывать. Местами лунный свет пробивается сквозь ветки,
высвечивая на земле между деревьями призрачные жёлто-зелёные полосы, в
которых с лёгким шорохом мелькают тени любопытных леших... Тишины в лесу
нет - уже падают листья, с ветвей срываются капли недавнего дождя, в
деревнях время от времени лают собаки.

На канале Волга-Уводь ритмичный громкий плеск у берега - будто кто-то то ли
сам полощется, то ли добычу моет...

В такие ночи многое понимаешь о жизни. Например, что свобода - никакая не
осознанная необходимость. Правы те философы, которые определяют её как
возможность нестеснённо следовать собственной природе. Быстро приходит и
уразумение того, что ходить в незнакомой местности без карты, полагаясь на
описания автолюбителей, да ещё ночью - преступление против человечности.
Сомнения, возникшие на второй половине второго десятка километров - особенно
когда в поле звёзды сказали: "идёшь ты, братец, не на север, а совсем даже
на восток, и уже давно" - привели к лишним шестнадцати км...

Но это ведь мелочь, если - светает. Притихли ночные шорохи, чёрный цвет неба
постепенно меняется на синий, он всё светлее, и вот из-за деревьев по всему
северо-восточному углу горизонта, прямо по курсу, показалась розовая
полоса... Теперь-то уж прорвёмся.

Опередить первый автобус всё же не удалось (если б не те шестнадцать
вёрст...), и к цели своих стремлений подъезжаю в компании грибников. С горки
открывается озеро, на другом берегу видны палатки - красный цвет одной из
них демаскирует расположение, но в данном случае это как раз хорошо. Значит,
нам туда дорога. Resaluton, mi revenis...

У погасшего костра сидят двое. Денис и Павел, лет по двадцать обоим.
"Привет. Что так рано встали? А мы и не ложились, на дискотеке были, сейчас
в город поедем. Есть макароны, но они холодные". Это вопрос решаемый, огонёк
разведём - чай сообразим и макароны подогреем. Сперва вот только в озеро
погружусь - здорово с утра...

И началось... Пила, топор, костёр и запах дыма - лучший аромат на свете.
"Что так поздно приехал?" - буржуины не пускали, не виноватый я.
"Перспективы эсперанто-движения", "Что будет - попытка футурологического
прогноза"... "Эзотерическая психология" - вот это, пожалуйста, без меня.
"Индийские танцы" - звенят браслеты на босых ногах, пятки стучат в пол,
гнётся тонкое тело... и это нам не положено, можно только посмотреть, хотя
молодая преподавательница Лена Катаева не пресекает участие двоих бородатых
мужиков, видимо, не читавших выдающегося советского писателя-фантаста
И.Ефремова - о том, что такое индийские танцы... И т.д. и т.п.

Вообще, количество всякой эзотерики, "свободного дыхания"-ребёфинга,
Агни-йоги и прочей чертовщинки, синтона с симороном, от года к году
нарастает... Начинающие индийские танцоры расслабляются между упражнениями -
по примеру своей гуру (или как её надо называть?), сидя, строят замысловатые
фигуры из пальцев и нараспев произносят санскритские (?) слова. Рядом стоит
Олег Кузнецов, мой давний хороший приятель, эзотерический психолог, сейчас
он тоже зритель. В ответ на заданный вполголоса вопрос - "Они ведь не
понимают, что говорят?" - успокаивает: "Всё равно это помогает, энергия
правильнее течёт через организм". Спасибо, утешил... В дальнейшем попытка
разговора на тему с одной из организаторов всего происходящего вызвала
неожиданную вспышку почти агрессии с её стороны - "А почему это плохо? В
какую такую секту мы можем прийти от свободного дыхания? Мы исследуем
возможности своего мозга, вот и всё". Оказалось, сама из свободно-дышащих...

Концерт Андрея Обрезкова припоминается уже с большим трудом, т.к. не спато
перед тем больше суток, ещё с поезда. Потом он же у костра... Просто видеть
эти лица, и чтоб огонь горел - и ничего больше не надо.

...
- Как там наши? Что нет никого?
- Все живы. Появился один новый парень. Игорь с Ольгой на IvERo были, сюда
уже не могли приехать. Мишка растёт, на эсперанто всё понимает, но говорить
не хочет, отвечает всегда по-русски. Сам-то когда к нам?
- У-у... Не в этом году. Вот кончатся мои две недели, и всё. Всех люблю,
обязательно передай...

Четыре часа здорового сна в палатке - без спальника (он не взят лёгкости
перемещения ради), куском брезента обернувшись на манер сари, ноги от холода
в рюкзак. Подъём, в озеро, в лес за дровами, костёр... "Индейский" идол
возле палаток весело улыбается, радуясь хорошей погоде... У костра -
загадочная песня про трёх котят бабушки Эты с припевом на "Ой, вэй". Рядом
поглощает завтрак Алинка в майке с надписью "Израильский фонд культуры и
просвещения в диаспоре". Впечатляющий рассказ о родах в воде, с фотографиями
(двухмесячный голенький результат сопит рядом). Девятнадцатидневная встреча
бахаи - никаких молитвословий, просто посиделки с чаем, отчего не зайти...
Тем более, что собственно бахаёв там двое из шести собравшихся.

"Олимпиада" Ирины Гончаровой - мероприятие для новичков, идея которого
возникла едва ли не прямо на ходу - прошла на "ура". Оказалось, что молодые
очень даже владеют языком, когда захотят. Один из конкурсов был - риторика,
и справились отлично.

На несколько часов из Питера приехал М.Бронштейн. Конечно, не просто так -
al la urbeg' de fianchinojљ песни привёз. Venis la tempo de gajaj
frapistoj...љ Как будто оно прекращалось, время это. Но мы не будем спорить,
Михаила-Моисея Цалевича лучше просто слушать, когда случается такая
возможность.

Последний вечер - заключительный концерт, изрядную часть которого составили
разнообразные колыбельные - очень уместные, когда люди спят по
два-три-четыре часа в сутки... Известные и совсем новые таланты. Снова запел
Михаил Поворин, хотя темы его песен заметно изменились.

Dormu, dormu mia eta filo
en la lita mola sin'.
Ech se venos acha krokodilo,
mi al ghi ne donos vin...

Она самая, колыбельная - не в бровь, а в глаз злым "крокодилам", смущающим
добрых людей, нудистам и т.п. нехорошим редискам.

Порадовала группа Михаила Линецкого. "Abelo, abelo, donu mielon!.."љ Когда
пятипудовая (по меньшей мере) "пчёлка" художественно кружится по сцене,
блестя очками, покачивая "усиками" над головой и издавая соответствующие
звуки - это надо видеть...

Обещает стать новой звездой Ольга Киселёва. Здорово выступила Алиса
Щебенькова (дуэтом с подружкой, но имени подружки, жаль, не помню), о чьём
рождении объявила на весь мир семь лет назад газета "Jene". А ещё пела Маша.
А ещё роковые мэтры С.Бозин и Гр.Аросев. А ещё... А ещё...

Кто же в последнюю ночь спит? В одной из комнат жилого корпуса - гитара по
кругу до самого утра. "Люди идут по свету", "Солнышко лесное", "Пора в
дорогу, старина" - будто не прошло без малого двадцать лет с тех пор, как...
Новых, незнакомых песен почти нет. Да и откуда им взяться в серое время
дельцов... Хватило как раз до пяти утра, когда настала пора провожать
киевлян, уезжавших специально заказанной к поезду маршруткой. "Per Esperanto
por mondpaco kaj amikeco - ghis revido... Post multaj jaroj renkontighos
ni..."љ На плечах - руки товарищей, и встретимся мы не только "через много
лет", но и гораздо раньше. Char geamikoj en la tuta mond' estas plej vera en
la vivo firma font'...

Через несколько часов, после расспросов и обещаний ("...на StRIGo приедешь?
А где будет EoLA? Постараюсь..."), рейсовый автобус и нас доставил в Город
Невест, в окрестностях которого, как вы давно поняли (великая русская река
Уводь и славный город Фурманов, в девичестве Середа, вам наверняка
известны), всё и происходило... Тут во всей красе обнаружилось интересное
положение - в автобусах до столицы нашей Родины на сегодня свободных мест не
предвидится, а железнодорожное сообщение организовано так: один поезд в
двадцать два часа - проходящий, без гарантии наличия возможности - и один в
семь утра... Благоразумные люди, конечно, заранее запаслись билетами, но мы,
флибустьеры и авантюристы, лёгких путей не ищем. А вот и решение - через
пару часов пойдёт поезд на Ярославль. Оттуда выбраться в "белокаменную"
труда не составляет.

Если на станции Ярославль-Главный отойти от здания вокзала туда, где
кончается перрон и нет фонарей, то Большая Медведица мигнёт: "До встречи!"

В Москве её не видно...

http://esper.narod.ru/