Александр Харьковский
ОПАСНЫЙ ЯЗЫК
(заметки участника)IV.
Читатель, знакомый с предыдущими нашими заметками по данной теме, имел возможность заглянуть за кулисы движения эсперантистов в СССР с 1917 по 1987 год - явления уникального, история которого никогда не была написана. Несколько "проклятий" висело над этим движением с самого его начала еще в 1905 году. Язык эсперанто создал польский еврей доктор Лазарь Заменгоф (1859-1917), и потому он, этот язык, был ненавистен всем юдофобам, как Гитлеру, так и Сталину и его последователям, от Хрущева до Горбачева. Суслов считал советских эсперантистов бандой сионистов, которых нужно повесить.
Со смертью Суслова мало что изменилось. Советские эсперантисты ушли с мировой арены: с 1981 года ни одна советская эсперанто-делегация не приезжала на конгрессы сторонников международного языка (предыдущий период тянулся с 1929 по 1963 годы). В СССР, в отличие от большинства стран мира, нет журнала на языке доктора Заменгофа, зато выходят в переводе на него речи Андропова, Черненко, Горбачева (только что в Литве опубликовали гимн "Интернационал").
Несмотря на все это, при Союзе Обществ дружбы в Москве существует ASE - Ассоциация советских эсперантистов с республиканскими филиалами в Ереване, Таллине, Риге, Вильнюсе, Ташкенте, Киеве, Сочи и других городах. (Эти строки писались в 1987 году)
Будь эта организация такой же формальной, бумажной, как, допустим, ассоциация советских юристов или психиатров, не стоило бы о ней говорить. Но в том-то и дело, что она - живая, единственная живая в склепе именуемом ССОД.
Как уже знает читатель, само эсперанто-движение в СССР возродилось за двадцать лет до создания АСЭ. Люди переписывались с иностранцами, встречались с ними в Союзе и за рубежом, во время туристских походов (а в 70-е годы в страны Восточной Европы стало возможным выезжать и по личным приглашениям), обменивались литературой - при этом на эсперанто можно было прочитать и Библию, и запрещенных в СССР Троцкого и Кропоткина. Когда профессор Исаев, возглавлявший комиссию ССОДа по зарубежным связям советских эсперантистов, сумел довести все это до сведения "самого" Суслова, серый кардинал распорядился: разобраться. Но как это сделать - не сказал.
Секретарь той же комиссии полковник КГБ Береза решил так: нужно собрать в Москве руководителей эсперанто-ассоциаций стран Восточной Европы и Вьетнама, дать им указания, как повернуть влево международное движение эсперантистов.
Боюсь, что мелкий гебешник Береза видится читателю этаким гигантом, пролагающим новые пути. Напротив. Выступить с этой идеей он предложил беспартийному профессору Давиду Арманду и полковнику в отставке Подкаминеру. На какой-то из встреч в Восточном Берлине, в 1975 году, Арманд пригласил лидеров социалистических э-организаций на следующее совещание в Москве, а Подкаминер подвел под все это "теоретическую базу", распространяя написанную им (и опубликованную в журнале "Der Esperantist") вполне марксистскую статью "Эсперанто и социализм".
Как только "голубчики" возвратились, их тут же вызвали в ССОД пред очи его зампреда генерала Песляка.
- Кто позволил? - спросил зампред.
Арманд пытался сослаться на слова Березы, но последний обвинил его в "сионистской провокации". Профессор Арманд, который провел очень тяжелые годы в тюрьме (кстати, по паспорту он был не евреем - обрусевшим французом, дядя его был мужем Инессы Арманд, подруги Ленина), так вот Арманд смертельно перепугался и два дня спустя скончался от разрыва сердца.
Подкаминер оказался более твердым орешком - всю войну он прослужил в НКВД - и стал оправдываться, что статья его вполне марксистская.
- Ах, Семен Наумович, - сказал коллеге Песляк. - Дело же не в содержании, а в запрете что-ибо публиковать без разрешения Главлита. Вы же помните, за что посадили скульптора Блажкова.
Одесский скульптор Блажков отсидел 20 лет за то, что перевел и опубликовал в Италии сказку Андерсена "Голый король" (кстати, скульптурный портрет Заменгофа, сделанный Блажковым, стоит в Одессе, на Дерибасовской, во дворе дома 3).
В воздухе запахло 1937 годом... Однако решено было так: поскольку "демократы" разболтались и печатают в Варшаве, Будапеште, Берлине нечто не разрешенное в Москве, вызвать их на ковер, то есть на международное совещание (куда и приглашал их уже покойный Арманд), сохранив тем самым лицо. Первая такая встреча состоялась в 1976 году. С тех пор совещания руководителей э-ассоциаций соцстран происходят ежегодно, а бессменный генсек Универсальной эсперанто-ассоциации со штаб-квартирой в Роттердаме - мадьярка Флора Сабо-Фелсо доводит указания ЦК КПСС до сведения этой "нейтралистской" организации.
Как проводится эта работа, я прочувствовал, попав (в первый и последний раз) на конгресс УЭА в 1978 году в Варне (Болгария). Поездка готовилась загодя, и 18 апреля Песляк вызвал будущих делегатов, дабы прочитать им текст секретного постановления ЦК КПСС "Об упорядочении работы советских эсперантистов". Вкратце суть его можно было выразить словами: возглавить э-движение, чтобы его обезглавить. Отныне все бралось под контроль - и летние лесные встречи, и каждое слово, сказанное на них, и, в особенности, наши контакты с иностранцами.
Помню, как в Варне мне выговаривали за то, что я "не о том говорю" с нашими друзьями американцами - супругами Мансон, профессором Балбиным (хотя говорили мы большей частью ночами, прогуливаясь вдоль берега моря). Когда я дарил китайцам мою вышедшую незадолго до этого в Москве книгу о слепом поэте-эсперантисте Ерошенко (а он часть жизни провел в Китае), меня что называется "поймали на горячем" и книгу попросили вернуть. Когда же мы беседовали за бутылкой вина с эсперантистами из Израиля, коснувшись, разумеется, и еврейского вопроса в СССР, меня потом вызвали, дали прослушать пленку и предложили подписать письмо с просьбой об изгнании с конгресса израильтян (я отказался это сделать).
Как КГБ манипулировал конгрессом - тема для отдельной статьи. Любые намеки о преследовании диссидентов (в том числе и эсперантистов) в СССР, о психушках - пресекались в корне. Некоторые грешники, в том числе и коммунист Подкаминер, о котором я писал выше, был изгнан из комитета им же основанной организации МЕМ - не могли простить тот случай со статьей. Однако главный свой удар КГБ решило нанести во э-движению внутри СССР.
Осенью 1978 года нам удалось организовать "незаконную" передачу на радио по иновещанию из Москвы. В ответ на просьбу итальянцев, часть передачи на их страну была проведена на языке, очень похожем на итальянский - эсперанто. А так как введение каждого нового языка в иновещание - прерогатива ЦК, то начался скандал, ударивший по ССОДу.
Ну, организаторов передачи (в том числе и меня) наказали. Но этого было мало: Песляк вызвал на ковер Березу и Исаева и сказал, что "с эсперантистами нужно кончать, но по-умному, потому что сейчас, к сожалению, не 1937 год. Кто разрешает все эти летние лагеря?"
В самом деле - кто? Ясно было: "сборища" следовало запретить, но так, чтобы это не выглядело грубо. Лагеря были основой полуофициального движения эсперантистов в Союзе: их закрытие было равнозначно запрещению движения.
Итак, наступил 1979 год. Весной была основана АСЭ и назначена делегация на международный конгресс эсперантистов в Швейцарии. Внутрисоюзная летняя встреча намечалась в Киеве, и это было известно Песляку и Березе. Чего они не знали, что до этого эсперантисты планировали собраться "далеко от Москвы", в Красноярске - как раз в то время, когда Береза с компанией будут в Швейцарии.
О встрече в Красноярске не знали, так как она планировалась как местная, посвященная юбилею красноярского комсомола, ну а то, что на юбилей приехало 200 эсперантистов из всех концов Союза, говорило лишь о популярности этого самого комсомола.
Я был в красноярском (точнее - дивногорском) лагере 1979 года на берегу дивногорского "моря". Когда встреча началась, власти почувствовали, что тут "что-то не то", а местный корреспондент "Правды" даже послал туда заметку об эсперантистах. И вот тут-то начался скандал.
Береза с компанией как раз возвратились из Швейцарии, где они распинались о свободе обмена информацией в СССР, а тут этот незаконный лагерь. Кто недосмотрел? Кто разрешил?
Я был в кабинете секретаря красноярского обкома, весьма удрученного этим "проколом". У меня, как сотрудника журнала ЦК ВЛКСМ "Вокруг света", он хотел узнать, разрешен ли вообще и насколько этот самый эсперанто. Там же находился собкор "Правды", автор непринятой заметки о красноярском лагере. И его настроение было неважное.
Позвонили в редакцию "Правды". Подошел зам. ответственного секретаря, мой сокурсник по журфаку МГУ В.Окулов. Он сказал, что заметку зарубили верно - это дело главлита, а вот международные события, связанные с международным языком, газета иногда освещает, и вскоре появится информация об эсперанто-конгрессе в Швейцарии.
Через день заметка появилась. Для красноярских боссов это была почти что индульгенция. Но больше всего меня удивила реакция другого босса - Березы. Исаев потом рассказывал, что они прибыли в Киев, чтобы закрыть тамошний э-лагерь до его открытия, объяснить всем приехавшим, что никакого лагеря быть не должно и их просто обманули. А тут эта заметка в "Правде", где было также и о свободе собраний в СССР. Нет, решил Береза, а вдруг на верхах изменилась установка? И встреча была разрешена.
Пожалуй, это была его ошибка. Вскоре ему пришлось расстаться с теплым креслом в ССОДе (его заняла женщина все из того же "ведомства"). Но Песляк решил, что пора обо всем сказать открытым текстом в печати.
И вот в 1980 году, как не раз в прошлом, вытащили на страницы "Известий" за бороду Ильича. Корреспондент этой газеты в Швеции обнаружила беседу Ленина с мэром Стокгольма в 1920 году, где Ильич решительно отвергает "мертвый эсперанто", предлагая в качестве мировых два языка - русский и английский (далеко смотрел вождь: он словно видел Ялту 1945 года, и там Сталина и Рузвельта, делящих мир на сферы влияния).
В общем, указание, что "эсперанто - бяка", было дано устами Вождя. Но и этого песлякам показалось мало. Вскоре в приложении к "Известиям", еженедельнике "Неделя" появился "документальный детектив" на тему, как эсперанто служит фашистам и американскому империализму. Изложу его вкратце. Воспользовавшись тем, что эсперантисты считают друг друга единомышленниками, редактор выходившей тогда в Голландии газеты "Heroldo de Esperanto" Ада Фигиера-Сикорская решила завербовать эстонскую чету Юхана и Анну Паульсен во время отдыха в Югославии. Они должны были осуществить связь НТС (Народно-трудового союза) за рубежом с его членами в самой Эстонии. В награду за это Ада обещала посылать чете бесплатно свою газету.
Ну, бдительная чета раскусила заговор врага (для чего Анна приезжала в Голландию) и обо всем сообщила "органам". Когда Ада ожидала чету в Хельсинки (Юхан должен был передать Аде как плату аппарат "Киев"), те не приехали.
К серии статей прилагалось фото сотрудника НТС Ширинкиной на фоне газеты "Heroldo de Esperanto" с подписью: "Бывший агент гестапо эсперантистка Ширинкина". Вот так.
Фотографии "героев" - Юхана и Анны - не публиковались. А жаль: народ должен знать своих подлецов в лицо. Я не буду приводить их настоящих фамилий, но они достаточно известны в Союзе. В течение двух десятилетий они распространяли это самое "Heroldo", получая от нас деньги. Когда же нужно было оплатить редакции ее расходы дорогим аппаратом "Киев", Юхан прикрылся государственной границей.
Мало того, в течение десятилетий он с женой были стукачами, из-за которых немало эсперантистов попало в тюрьмы и психушки. За это они получали свободу зарубежных поездок и деньги, уворованные за тысячи жкземпляров распространенных ими (и полученных ими бесплатно) эсперантских газет и журналов. Но главное - они предали своих товарищей.
После этих двух статей эсперанто-движение в СССР резко пошло на убыль. Люди, думающие о карьере, понимали: язык Заменгофа - дело опасное, и заниматься им нельзя. Кружки запрещались. Вопрос о журнале на эсперанто был решен отрицательно. Что же касается поездок на международные встречи, то они приобрели какой-то цирковой характер. На эсперантский конгресс в Бразилию приехал актер Ролан Быков, некая женщина, директор московского института красоты и еще несколько человек из охранительного ведомства. Обнаружив, что на форуме говорят лишь на одном языке, они потребовали для себя переводчика с бразильского и были весьма удивлены, что такого языка нет в природе.
В июле этого (1987) года в Варшаве состоится 72-й конгресс Универсальной эсперанто-ассоциации, посвященный столетию создания международного языка доктором Заменгофом. Незадолго до того подготовительный комитет, созданный взамен разогнанного польскими властями за симпатии к "Солидарности", приступил к работе.
Столетие - одновременно радостная и печальная дата. Впервые язык, созданный людьми, живет так долго - и это приятно. Но никто не представлял, что за это торжество придется так дорого заплатить - тысячами человеческих жизней, положенных на алтарь как коммунизма, так и фашизма.
Вспомнят ли о них, об этих тысячах, в дни торжеств? И о том, что в Польше решен "еврейский вопрос" - те из соплеменников Заменгофа, кто уцелел от рук фашистов, был изгнан или вынужден был уехать от коммунистов? Или о тысячах поляков и неполяков, живущих в "лагере социализма" с кляпом во рту? Вряд ли, сомневаюсь.
Вот почему я пишу - и от имени мертвых, они безмолвны; и от имени многих-многих моих товарищей, оставшихся там, в Союзе, которым было страшно или просто невозможно говорить правду.
