 |
В.В.КорчагинКак я стал эсперантистом |
В описываемое время я учился в аспирантуре Московского Педагогического Института им. Потемкина на кафедре общей физики.
В начале весны 1957 года я должен был делать доклад по своей работе на кафедре. Для подготовки к этому докладу я каждый день по вечерам несколько часов просиживал в Ленинской библиотеке. Когда у меня уже заходил ум за разум, я для отдыха заходил в зал периодики и там просматривал разные журналы.
Однажды мне в руки попал маленький по формату, но довольно толстый журнальчик. Я не помню его точное название, но кажется, он назывался «В защиту мира». В журнале была статья Иво Лапенна о языке эсперанто. Статья эта произвела на меня очень сильное впечатление. В ней были изложены основы грамматики и правила словообразования с многочисленными примерами. Идея возможности построения богатого языка с большим количеством слов на основе малого количества корней и поэтому очень легкого для изучения настолько меня захватила, что мне захотелось узнать об этом языке побольше. В систематическом каталоге я нашел несколько десятков книг об эсперанто и на эсперанто. Каждый день я заказывал несколько книжек и просматривал их. В ближайшие же дни в руки мне попал самоучитель языка эсперанто Сахарова издания 1912 года. По этой книжке я начал понемногу изучать язык.
Я уже упоминал о том, что в нашей аспирантской комсомольской группе было правило, что каждый комсомолец должен сделать на собрании доклад на тему не связанную с его профессией. В апреле 1957 года я и сделал такой доклад об эсперанто. Доклад вызвал большой интерес у значительной части группы, и мне было предложено вести кружок по изучению эсперанто. Тот аргумент, что я сам языка не знаю, во внимание принят не был. Мне сказали: «Учи сам и учи нас». С этим было трудно спорить.
Первые шаги
Кружок начал работать в апреле 1957 года. В нем было всего 6 человек: Костя Дуничев, Галя Кирсанова по прозвищу Cxarmulino (Чармулино, что по русски означает очаровательная), я, Нина Филимонова, Володя Присекин и еще одна девушка, имени которой я не помню (см. фото).
Дела в кружке шли очень успешно. Я думаю, что говорили мы из рук вон плохо. Ведь некому было нас поправить и по части фонетики и по части грамматики. Словаря у нас не было. Никаких учебников у нас не было. Все слова, в которых возникала потребность у кружковцев, я записывал, и их переводы на эсперанто приносил из библиотеки Ленина, где я бывал ежедневно. Каждый кружковец собирал для себя картотеку эсперантских корней, и мы ими обменивались.
После нескольких занятий мы ввели правило – каждый должен был ежедневно написать письмо на эсперанто одному из кружковцев. В дальнейшем на занятиях мы коллективно разбирали ошибки в этих письмах. Это нам очень много дало.
Вскоре произошло очень важное событие. Один мой приятель Лева Корницкий, страстный филателист рассказал мне, что в клубе филателистов «Факел» встретил некоего молодого человека, который собирает марки посвященные эсперанто, и он немного знает язык. Я попросил Леву, чтобы при встрече с этим молодым человеком он бы дал ему мой телефон и попросил бы его мне позвонить. Через несколько дней раздался звонок и некий молодой человек сказал мне, что он эсперантист и готов со мной встретиться. Сейчас он находится в книжном магазине «Дружба». 1 Я спросил, как я его узнаю. Он сказал, что у него на лацкане эсперантский значок. Это было для меня откровением. Я впервые узнал о зеленой звезде. Я немедленно побежал в магазин, нашел и привел к себе домой живого эсперантиста. Это был студент Института Стали и Сплавов Лева Вульфович, мой близкий приятель на много лет вперед.
Лева тогда рассказал мне о том, что на предстоящем этим летом в Москве шестом всемирном фестивале молодежи и студентов планируется встреча эсперантистов, что кое какая работа по подготовке этой встрече ведется московскими эсперантистами. Он рассказал мне, что инициативная группа эсперантистов собирается в Литературном музее, где-то в переулке вблизи улицы Димитрова.
Другим немаловажным событием было ещё одно знакомство. Моя приятельница Анечка Денисова, только что окончившая биологический факультет нашего же педагогического института, однажды рассказала заведующему кафедрой физиологии профессору Кабанову, что ее приятель занимается эсперанто, и тот просил ее передать мне приглашение к нему на беседу. Я с радостью согласился и в назначенное время пришел к нему на кафедру.
Профессор Кабанов (если я не ошибаюсь, его звали Александр Николаевич) принял меня очень любезно. Это был уже не молодой, франтовато одетый красивый мужчина с аристократической внешностью. Он не предполагал, что кто-нибудь сейчас занимается эсперанто. Сам он не эсперантист и языка практически не знает, но его отец был видным эсперантистом в дореволюционной России. В конце нашей беседы он сделал мне царский подарок – учебник эсперанто и словари, составленные его отцом. Это очень помогло работе нашего кружка.
Мое увлечение эсперанто было очень сильным. Я очень много времени уделял изучению языка и подготовке к занятиям в кружке. Подчас это было в ущерб моим основным аспирантским делам. Во всех букинистических магазинах я оставил открытки и скупал все появляющиеся в них книги на эсперанто и об эсперанто. Увы, появлялись такие книги не очень часто.
Несмотря на то, что я был очень увлечен идеей общего языка для международного общения, я никогда не преувеличивал возможностей языка эсперанто. В дальнейшем, когда я познакомился с многими московскими эсперантистами, меня часто отпугивал фанатизм некоторых из них.
Конечно, все окружающие меня люди знали о моем увлечении эсперанто. Мама вспомнила, что в годы ее молодости среди ее ухажеров был какой то эсперантист.
На работе в ГИАПе, естественно, тоже знали о моем увлечении. Но серьезно увлеклись этой идеей лишь два человека – начальник отдела КИП и автоматики Строганов и младший научный сотрудник одной из лаборатории Борис Владимирович Токарев. Я приносил им все имеющиеся у меня материалы и охотно делился всем, что узнавал сам.
Интерес к эсперанто Строганова был чисто лингвистическим. Строганов был полиглотом. Он знал основные европейские языки и в период, когда я с ним познакомился, он изучал японский язык. Тексты на эсперанто он понимал без труда, также как и мой дядя, Юрий Александрович Фридман, только что вернувшийся из заключения.
Бориса Токарева эсперанто привлек своей красотой и легкостью.
На ближайшее собрание эсперантистов в Литературном музее я пошел вместе с Левой Вульфовичем и познакомился сразу со многими московскими эсперантистами. У меня сохранилась фотография, сделанная после этого собрания (см. фото). Конечно, на этой фотографии представлены далеко не все участники. Нет здесь Ивана Владимировича Сергеева, Дановского. Нет здесь Юли Сергеевой, Миши Гишплинга, Раи Гольдберг, Марины Гловинской.
Там, в Литературном музее я познакомился и подружился с целым рядом людей, с которыми потом в течении нескольких лет мы тщетно пытались добиться того, чтобы язык эсперанто перестал быть чем-то нежелательным, вредным или по крайней мере пустым и ненужным делом
Главное, что мне дала эта встреча, это уверенность, что несмотря на пока ещё очень слабое знание языка, я могу общаться с другими людьми на этом языке и что мы прекрасно понимаем друг друга.
Подготовка к фестивалю
На все последующие собрания в Литературном музее (а их было еще несколько) мы ходили уже всем нашим кружком в полном составе. На этих собраниях эсперантисты старшего поколения обсуждали, как можно помочь подготовить молодежь к встрече эсперантистов в рамках фестиваля.
Выяснилось, что члены нашего кружка подготовлены не хуже других молодых ребят, которые были на этих собраниях. Для начинающих эсперантистов были организованы разговорные группы, которыми руководили опытные эсперантисты Сергеев, Ховес, Дановский. Целью этих занятий было развязать нам языки.
Я вместе со всеми своими кружковцами ходил на эти занятия к Ивану Владимировичу Сергееву. Иногда мы вели какие-то разговоры у него дома, иногда гуляли по улицам и сидели в каком-то скверике, была даже прогулка по зоопарку. Миша Гишплинг и Рая Гольддберг занимались с Дановским. Я не помню, в каком месяце были эти занятия и прогулки, но помню, что было тепло. Мы все были без пальто.
Эти занятия продолжались не очень долго потому, что вскоре, не знаю по чьей инициативе, но очевидно, не без участия Евгения Алексеевича Бокарева, в Москву был приглашен эстонский эсперантист Сиитам. В помещении института языкознания на углу Волхонки и Гоголевского бульвара он провел очень насыщенный курс языка эсперанто по методу Андрео Че. Мне кажется, что занятия были ежедневными, и было их не менее чем 10-12. Вход на эти занятия был абсолютно свободным (см. фото). Я знаю это точно потому, что на эти занятия из чистого любопытства ходил мои друзья Яша Нехлин и, тогда ещё школьник Миша Гран (второй справа в нижнем ряду). Приходили на эти занятия и московские эсперантисты старшего поколения.
По окончании курса Сиитам (см. фото) подарил мне папку с методическими материалами. В дальнейшем мы не раз использовали эти материалы на занятиях в различных кружках. Занятия Сиитама быстро и окончательно развязали нам языки.
Я совершенно не помню как, когда и какими органами решался вопрос об участии молодых эсперантистов в фестивале молодежи и студентов, который должен был состояться в августе. И ежу понятно, какие органы должны были этим заниматься. Ведь всего восемь лет тому назад меня не утвердили пионервожатым в лагерь Совета Министров, только потому, что в это время мой дядя был в лагере, отнюдь не пионерском. А здесь речь шла об общении с иностранцами, да еще без переводчика и потому трудно контролируемом.
Однако и я, и все члены нашего кружка, были включены в число участников встречи эсперантистов. Очевидно, времена начали меняться, но, как будет видно ниже, не слишком быстро и не слишком сильно.
Мы получили пригласительные билеты на встречу эсперантистов, но эти же билеты позволяли нам проходить на все массовые мероприятия фестиваля.
Фестиваль должен был продолжаться две недели с 28 июля по 11 августа 1957 года.
Ко мне на работу в ГИАП была послана некая бумага от подготовительного комитета фестиваля, которая обеспечила мне освобождение от работы на две или три недели, даже с сохранением заработной платы.
Для участников фестиваля были организованы встречи с руководством международного и советского подготовительных комитетов. Проходили они в театре в подвальном этаже дома Нирензее в Большом Гнездниковском переулке. Теперь там помещается театр «Летучая мышь», а тогда был либо цыганский театр «Ромэн», либо учебный театр ГИТИСа. Перед нами выступали в числе прочих докладчиков Иржи Пеликан 2 – председатель международного подготовительного комитета фестиваля и Романовский 3 – председатель советского подготовительного комитета и рассказывали о молодежном движении за мир. Были и еще какие-то лекции-инструкции.
Ответственным за проведение встречи эсперантистов был назначен тогдашний секретарь Горьковского горкома комсомола Лен Карпинский.
Встреча эсперантистов, в соответствии с программой, должна была состояться в течение двух дней 1 и 2 августа, однако под предлогом большой перегруженности программы фестиваля подготовительный комитет перенес ее на два последних рабочих дня фестиваля. Это было очень неудачно. Если бы встреча была в начале фестивального периода, то уже установившиеся контакты позволили бы организовать еще какие-то неофициальные встречи. Поэтому мы пытались установить контакты с приехавшими эсперантистами заранее, до официальной эсперантской встречи. Это нам удалось. Нескольких эсперантистов мы встретили в подготовительном комитете, несколько человек приехали к Бокареву в институт языкознания. Жили участники фестиваля в основном в гостиницах «Алтай», «Заря», «Останкино» и «Восток» компактно расположенных в Останкине. Мне кажется их специально по этому случаю построили. Устанавливать контакты с приезжающими эсперантистами нам очень активно помогали представители Франции – Жан Тома, Болгарии – Никола Николов и Цеца Стаменова и Венгрии – Имре Ференци и Гизелла Кошегфалви. Каждый вечер, начиная с первого дня фестиваля, мы где-нибудь все встречались и устраивали совместные прогулки на ВДНХ или по центру Москвы. Круг собиравшихся эсперантистов с каждым днем рос. К нам присоединились восточные и западные немцы, поляки, французы, чехи, испанец (единственный).
Были и неожиданные встречи. На прогулки мы выходили с плакатами, на которых было написано «Эсперанто». Однажды на улице Горького к нам подошел норвежец, который знал эсперанто, но ничего не слышал о встрече эсперантистов. Его звали Арне Сома. Он приехал для участия во встрече рыболовов-любителей. С этого дня он каждый вечер проводил с эсперантистами и принял участие в официальной встрече.
Я думаю, что эти стихийные и бесконтрольные встречи не очень нравились руководству фестиваля и потому, еще за несколько дней до официального мероприятия, была организована поездка большой группы эсперантистов на теплоходе по каналу Москва - Волга. Это мероприятие уже не было бесконтрольным.
Этот подготовительный период дал нам гораздо больше, чем официальная встреча эсперантистов. Мы все перезнакомились, обменялись адресами. Мы посмотрели в глаза друг другу и поняли, что в нас больше общего, чем различий.
Фестиваль
Первым общим эсперантским мероприятием была несомненно поездка на теплоходе по каналу Москва – Волга. В поездке приняло участие не менее 50 человек (см. фото). Для этой поездки был зафрахтован речной теплоходик. Он шел по каналу с эсперантским флагом над рубкой (см. фото). В поездке принимал участие и ответственный за проведение встречи эсперантистов Лен Карпинский.
Это было очень веселое мероприятие. Даже не очень хорошая погода не могла испортить нам настроения. Были интересные беседы, шутки, анекдоты, смех. Поляки показали нам польскую газету, в которой был раздел брачных объявлений. По тем временам для нас явление трудно представимое. А уж когда среди объявлений мы нашли предложение некой дамы из Советского Союза переписываться на эсперанто «с серьезными намерениями», то тут же, по предложению одного из немцев, сочинили телеграмму примерно такого содержания: «Прочитав в такой-то газете Ваше объявление, 6-й всемирный фестиваль молодежи и студентов одобряет Ваши намерения и желает успеха». Эта телеграмма была послана с Химкинского речного вокзала сразу по возвращении. Представляю, как была удивлена эта дама, получив такую телеграмму.
Теплоход пристал к маленькой пристани. Час или два мы гуляли по лесу (см. фото). Было сделано много групповых фотографий. В Москву возвращались усталые и довольные. Поездка эта укрепила дружеские, а иногда и более глубокие личные отношения (см. фото). Во всяком случае, я хорошо помню, что все последующие дни, оставшиеся до конца фестиваля мы проводили вместе. Это были прогулки по центру Москвы, прогулки по Парку Культуры, праздник огней на Москве – реке и прочие подобные развлечения.
Для официальной встречи был отведен особнячок на Гоголевском бульваре, в котором размещается шахматный клуб. Зал в нем очень невелик и конечно не мог вместить всех желающих. Оно обо всех желающих и речи не было. Пропускали только по билетам, которые были выданы подготовительным комитетом. А надо заметить, что в эти дни в Москву приехали эсперантисты и из других городов. Пришло много эсперантистов старшего поколения. Все они стояли на Гоголевском бульваре, напротив Шахматного клуба.
Заседание открывал Иван Владимирович Сергеев. Я не помню, как формулировалась тема заседания, но что - нибудь вроде «Роль эсперанто в борьбе за мир». Основной доклад делал болгарин Никола Николов (см. фото). Помню лишь, что среди выступавших был представитель Чехословакии (см. фото), французы Жан Тома (см. фото) и Поль Силига (см. фото) и венгр Имре Ференци (см. фото).
Должен признаться, что эта часть заседания не была особенно интересной. Выступающие говорили общие слова. О собственно эсперанто движении говорили немного. Все прекрасно понимали, что у нас его практически в тот период не было. Единственно, чем могли похвастаться советские эсперантисты это маленькая брошюрка, изданная в Ленинграде тиражом в 95000 экземпляров, с изложением грамматики и примитивными словариками. Часть ее тиража, усилиями эсперантистов старшего поколения удалось доставить в Москву ко дню встречи.
Через пару часов был объявлен перерыв в заседании. Все участники заседания высыпали на Гоголевский бульвар подышать, кто свежим воздухом, а кто и табачным дымом, благо погода в этот день была очень хорошая. И тут произошел небольшой скандал. Когда перерыв закончился, и участников снова пригласили в зал, то ряд иностранных участников, в первую очередь французы (мне представляется, что инициатором этой акции был Поль Силига) заявили, что им бы хотелось, чтобы в зал пустили всех желающих быть на этой встрече. Их поддержали поляки, венгры и болгары.
Организаторы пытались объяснять невозможность этого тем, что зал всех не вместит. Но наши гости твердо стояли на своем и сказали, что они в этом случае не пойдут на продолжение заседания. Среди организаторов началась легкая паника. Лен Карпинский все время ходил звонить куда-то по телефону, наверно более высокому начальству. Как это ни странно, но вопрос решился довольно быстро. Было объявлено, что продолжение заседания будет происходить в клубе строителей на Волхонке, это примерно напротив музея изобразительных искусств. Там зал значительно больше. Пришлось пустить всех.
Вторая половина заседания была менее формальной. Выступали представители от всех стран с приветствиями и краткими рассказами о своих успехах и проблемах. Помню, что венгры показали документальный фильм о жизни венгерских детей, о детских организациях. Фильм был озвучен на Эсперанто.
В кулуарах все обменивались адресами и договаривались о переписке. И действительно сразу же после разъезда делегатов по домам началась очень активная переписка.
Нам посылали письма, фотографии, бюллетени эсперантских организаций, вырезки из газет и журналов, где были хоть какие-нибудь упоминания о встрече эсперантистов в Москве.
Я в течении нескольких лет вел очень активную переписку с Цецой Стаменовой (Болгария), Гизеллой Кошегфалви (Венгрия), Гуго Воштемайером (Западная Германия), Арне Сома (Норвегия), Бентом Ларсеном (Дания).
Итак фестиваль окончен. Наши гости за две недели успевшие стать и друзьями разъехались. Я вернулся к прежней жизни и сразу почувствовал некоторый дискомфорт. Он проявлялся в двух отношениях.
Во-первых, поначалу было трудно говорить по-русски. Последние две недели я был в постоянном напряжении, подбирая необходимые слова на эсперанто. А теперь это все продолжалось. Разговаривая с близкими по вечерам на даче (семья моя – мама и дочка жили в это время в Салтыковке) да и с коллегами на работе, я все время ловил себя на том, что в голову лезут нужные слова на эсперанто а русские я должен был подбирать и вспоминать.
Во-вторых, я почувствовал некоторую пустоту. Период очень интенсивной деятельности кончился. Конечно, на работе сразу навалилась куча накопившихся дел, но это было что-то совсем другое. Ощущение пустоты в душе не проходило.
Похоже, что это же чувство испытывали и другие и оно толкнуло нас к тому, чтобы в ближайшие же дни собраться, чтобы подумать, как мы будем жить дальше.
«Fajrero»
В самом начале сентября 1957 года в садике перед старым зданием университета на Моховой собралась группа не менее, чем из 10-ти или 15-ти человек. Я не помню всех, кто входил в эту группу. Назову лишь тех, чье присутствие я помню точно. Это были Юля Сергеева, Миша Гишплинг, Рая Гольдберг, Лева Вульфович, Марина Гловинская, Костя Дуничев , Володя Присекин, Володя Корчагин.
Не помню, были ли во время первой встречи, но несомненно были на ближайших следующих встречах Надя Ховес, Борис Токарев, Люда Бокарева, Галя Кирсанова, Нина Филимонова, Вера Злотникова, Светлана Неделяева и многие другие молодые эсперантисты.
Было решено создать группу молодых эсперантистов. Название для нее было придумано на том же первом же собрании – Fajrero (Искра). Мише Гишплингу было поручено разработать проект устава группы. Проект этот обсуждался в нелегких спорах на последующих собраниях инициативной группы. Собрания эти происходили в разных местах. То в каких-то аудиториях МГУ, иногда дома или у меня в комнате коммунальной квартиры на малом Гнездниковском переулке или в квартире Ивана Владимировича и Юли Сергеевых. Несколько позже мы получили возможность собираться в помещении Автодорожного института у метро Аэропорт.
Именно там было собрание, на котором было уже больше 40 человек (сужу по тому, что мест в обычной студенческой аудитории на всех не хватало). На этом собрании в феврале 1958 года был принят устав московской молодежной эсперантской группы «Fajrero», избрано ее руководство. Президентом был избран Миша Гишплинг, вице президентом Володя Корчагин, секретарем Марина Гловинская. Ответственным за корреспонденцию был избран Лева Вульфович. Он абонировал на Центральном телеграфе почтовый ящик и у группы появился свой почтовый адрес: Москва К-9, п/я №1253.
Этот адрес был немедленно сообщен всем нашим зарубежным корреспондентам и их эсперантским организациям. Мы сразу же стали получать огромное количество писем, газет и журналов с сообщениями об организации нашей группы и выражением поддержки от очень многих молодежных эсперантских организаций мира.
Группа начала расти очень быстро. Весной 1958 года в ней было 50-60 человек. Члены группы организовали и вели занятия по изучению эсперанто более чем в тридцати кружках в ВУЗах, и на предприятиях Москвы. Работали кружки в МГУ, МАДИ, Институте Стали и Сплавов, 2-м часовом заводе, на ЗИЛе, в географическом обществе. Работу по организации кружков мы считали важнейшей.
Велась большая работа по пропаганде эсперанто. Организовывались лекции об эсперанто в школах, ВУЗах и на предприятиях. По праздникам устраивались совместные массовые прогулки эсперантистов с плакатами и флажками, которые превращались в маленькие митинги, на которых рассказывалось о языке и об эсперанто движении. В этой работе нам активно помогал Николай Николаевич Рытьков – актер Ленкома, недавно вернувшийся из мест заключения.
Были организованы драматический кружок, руководимый Юлей Сергеевой, который проводил подготовку к вечерам отдыха эсперантистов, и литературный кружок под руководством Дановского для опытных эсперантистов, который занимался вопросами художественного перевода и оригинального творчества. Наиболее активными его участниками были Гишплинг и Токарев.
Летом 58-го года был организован палаточный лагерь на территории Лосиного Острова, а на следующий год лагерь размещался в районе станции «Большая Волга» Савеловской железной дороги.
Собрания группы бывали плановыми, к которым тщательно готовились. К таким собраниям можно отнести отчетно-перевыборные, которые обычно бывали весной. На них ставился отчет руководства, проводились перевыборы его и уточнялись цели и задачи на следующий период. Были собрания тематические, как например «Эсперанто в странах Востока». На этом собрании о работе вьетнамских эсперантистов рассказывал посол Вьетнама в СССР Нгуен Ван Кинь, а о своей поездке в Китай – профессор Арманд.
Часто организовывались встречи с приезжающими в Москву иностранными эсперантистами.
Были встречи с руководителями национальных организаций эсперантистов Польши Александром Райским и Венгрии Имре Кадаром. Был у нас в гостях чешский эсперантист Ян Нейман, исландец Ханнибалс, эсперантисты из Англии, Финляндии, Германии, Венгрии. Члена группы помогали им знакомиться с Москвой в качестве переводчиков и гидов.
Очень интересными были встречи с болгарским профессором – физиотерапевтом Тодором Тодоровым. В 1957 году, кажется в сентябре он был в Москве проездом во Вьетнам, куда он был командирован для помощи Вьетнаму в организации физио – терапевтических кабинетов. В то время у нас не было места, где бы мы могли собраться для беседы с ним. Встречи происходили у меня дома, в коммунальной квартире, где я жил с мамой и дочкой. Потом Тодоров уехал во Вьетнам, но переписка с ним продолжалась. Во Вьетнаме он работал более полугода. Там он должен был прочитать курс лекций группе вьетнамских врачей, но встретился с серьезными языковыми трудностями. Тодоров не владел французским языком. Посольство предоставило ему франко-болгарского переводчика, а у врачей был франко-вьетнамский переводчик. Читать лекции с помощью двух переводчиков было очень трудно, и невыгодно по времени.
Тогда Тодоров организовал очень интенсивный курс языка эсперанто и по окончании его стал читать свой медицинский курс лекций на эсперанто. История эта была описана во всех эсперантских журналах того времени. Возвращался Тодоров в Болгарию также через Москву. Встречать его приехали в Москву его жена и дочка Красна, которые конечно, были гостями моими и моей мамы. С Тодоровым была организована встреча в МАДИ, а его жене и Красне были устроены экскурсии по Москве. Переписка с Тодоровым продолжалась долгое время, а 1976 году, когда я ездил туристом в Болгарию, в Софии меня очень тепло встречали Тодоров и его семья. Красна и ее муж возили меня по Софии и ее окрестностям.
Много времени и сил у руководства «Fajrero» отнимали попытки легализации нашей группы. С этими вопросами мы обращались в ЦК ВЛКСМ, неоднократно в Комитет Молодежных Организаций СССР. Практически мы никогда не получали отказов. Мы просто не получали ответов. Иногда на первых порах мы встречали даже интерес к нашим предложениям. Так было, например, когда мы сумели добиться приема в редакции «Комсомольской правды» у Аджубея. При первой встрече он с большим энтузиазмом отнесся к идее о создании вполне легальной организации, обещал поддержку, а спустя какое то время, видимо после обсуждения этого вопроса в более высоких инстанциях, ответил нам, что это несвоевременно.
Только через 20 лет власти сочли своевременным создание АСЭ – ассоциации советских эсперантистов. И это отнюдь не привело к быстрому развитию и расширению эсперанто движения.
В 1959-60 году я в меньшей степени участвовал в работе «Fajrero» потому, что много времени проводил на Кироваканском химкомбинате. Зато, бывая в Ереване, я несколько раз встречался с Гургеном Григорьевичем Севаком и его друзьями – армянскими эсперантистами.
В 1961 году я поступил на работу в п/я 1546, которая полностью исключала возможность заниматься эсперанто и только в семидесятых годах я снова стал принимать участие в работе эсперантистов.
1 Это был книжный магазин стран народной демократии и находился он на улице Горького между Малым Гнездниковским переулком и улицей Станиславского (теперь Леонтьевский переулок), в двух шагах от моего дома.
2 Впоследстви Иржи Пеликан был руководителем Чехословацкого телевидения, активный участник Пражской весны и после событий 1968 года политэмигрант.
3 Романовский – член ЦК ВЛКСМ бал после фестиваля председателем Советского комитета молодежи и студентов.