ФРАЗЕОЛОГИЗМЫ В СБОРНИКЕ Л.Л.ЗАМЕНГОФА
Л.Н. Мясников
По замечанию Л.И. Ройзензона, "фразеология является своеобразной языковой универсалией: там, где существует язык как коммуникативное средство..., его функционирование не может не привести к появлению в нем устойчивых словесных комплексов" (4, 78). Плановые языки, т.е. искусственные социализированные коммуникативные системы, не являются исключением из этого правила, что наиболее убедительнейшим образом можно подтвердить на примере эсперанто.
Необходимо, однако, отметить, что необходимость в знаках вторичной номинации, каковыми являются фразеологизмы, либо подвергалась сомнению, либо резко ограничивался объем фразеологии в плановом языке, либо отрицалась сама возможность существования фразеологизмов в них, в частности, в эсперанто (8, 29; 7, 165-170; 12, 13).
В этой связи представляется уместным привести слова А.Д. Дуличенко из выступления на интерлингвистической конференции 1987 г. в Тарту: "для того, чтобы быть языком, искусственный язык не должен иметь функциональных ограничений". Одной из функций языка является эстетическая, выполнять которую язык не может без наличия знаков вторичной номинации. Сейчас высказывается мнение, что по своей функционально-стилевой дифференциации эсперанто не уступает развитым этническим языкам (3, 77-78), кое в чем, возможно, и превосходит их. Одним из критериев развитости языка является, по нашему мнению, наличие в нем большого корпуса кодифицированных фразеологических единиц.
Эсперанто, как язык литературный, не мог не выработать своего собственного фраэеофонда. Этот фразеофонд зафиксирован в целом ряде словарей, пособий и справочников (6; 9; 10; 11; 13; 16). Однако теоретическая разработка фразеологии практически отсутствует, хотя составление фразеологических словарей уже требует осознания хотя бы основных положений теории. На сегодняшний день существует несколько десятков журнальных заметок, так или иначе затрагивающих фразеологию эсперанто, и одна дипломная работа, выполненная под руководством И.Сердахейи (14). В целом же фразеология эсперанто шагает далеко впереди фразеологии как теории.
Учитывая данный факт, представляется необходимым рассмотреть известный заменгофовский сборник "Proverbaro Esperanta". Заметим, что если в этнических языках основной фразеофонд - результат многовекового развития, то в эсперанто основы фразеологии были введены в языковой узус самим автором языка на начальных этапах функционирования эсперанто. Заменгоф, в отличие от некоторых интерлингвистов, предвидел появление в языке так или иначе знаков вторичной номинации, фразеологизмов, слов-метафор и под. Интересен и тот факт, что позднейшие фразеографические работы других авторов в значительной мере построены на моделях Заменгофа или же просто копируют их.
"Proverbaro Esperanta" включает 2630 устойчивых словесных комплексов разного типа: паремии (el popoia cerbo venas la proverbo), собственно фразеологизмы, т.е. устойчивые словосочетания непословичного типа с полностью или частично переосмысленным значением (kalkuli mushojn), глагольно-пропозициональные структуры (la haroj disstarighis), слова-метафоры (cindrulino), слова без метафорического значения (amiko-intimulo). Значительное место занимают в сборнике фразеологические единицы (ФЕ) со структурой словосочетания, т.е. такие, которые обычно причисляются к собственно фразеологизмам. Таких ФЕ насчитывается около трех сотен, приблизительно девятая часть. Во фразеологии этнических языков, даже в основном фонде, преобладают, очевидно, не паремии как в эсперанто, а собственно фразеологизмы.
Рассматривая ФЕ сборника, обратим особое внимание на компонентный состав, структуру, семантику и источники ФЕ. Как одну из особенностей компонентного состава фразеологизмов любого языка исследователи отмечают ограничения тех лексических слоев, единицы которых могут участвовать в качестве компонентов ФЕ. Наиболее богатыми во фразообразовательном отношении являются следующие лексические слои: соматизмы, зоонимы, флорализмы, названия инструментов и некоторые другие. Чисто интуитивно Заменгоф угадал эту особенность фразеологии и отразил ее в своем сборнике; к примеру, соматизмы участвуют в образовании около 60 ФЕ, т.е. приблизительно 20% от общего количества ФЕ со структурой словосочетания. Приблизительно такое же количество указывается и для многих этнических языков разных ареалов (2, 159).
Если для фразеологической системы этнического языка особенностью является широкое использование в качестве компонентов ФЕ так наз. некротизмов, и фразеология, очевидно, любого языка является своего рода "некрополем" нигде более не употребляющихся лексем, то в рассматриваемом сборнике практически все компоненты-слова - свободного словоупотребления. Этот факт резко выделяет фразеологию эсперанто среди фразеологических систем этнических языков и подчеркивает еще раз неоднократно отмечаемый исследователями факт, что некротизмы и прочие "экзотические" слои лексики в качестве компонентов ФЕ не создают фразеологичность, а лишь сопутствуют ей. Впрочем, отметим, что среди компонентов ФЕ сборника есть две псевдолексемы - "en la trijhauda semajno", "en la tago de sankta Neniamo", однако прозрачность логической и морфофологической структур этих лексем делает их легко понятными и мотивированными на всех уровнях (ср. с русскими: играть в бирюльки, лить пули и др., где компоненты демотивированны).
Более половины всех ФЕ в "Proverbaro Esperanta" представляют собой глагольные УСК различных синтаксических моделей. Наиболее распространенными типами глагольных ФЕ являются следующие: 1) "глагол + существительное (имеется несколько вариантов) - "melki kaproviron", "serchi la tagon pasintan" и др.; 2) "глагол + существительное + предлог + существительное" - "cherpi akvon per kribrilo" и др.; 3). "глагол + kiel+ существительное" - "turnighadi kiel serpento" и др.; и ряд других. Интересно, что во многих языках глагольные ФЕ занимают особое место как в чисто количественном, так и в качественном отношении, что объясняется их структурно-семантической двуплановостью.
Субстантивные ФЕ представлены в основном моделями: 1) "прилагательное + существительное" - "hunda vivo" и др.; 2) "существительное + предлог + существительное" - "fabeloj рог infanoj" и некоторыми менее частотными моделями. Адвербиальные ФЕ образованы в основном по модели "предлог + прилагательное + существительное" - "en luma tago" и др. Адъективные ФЕ представлены главным образом двумя моделями: 1) "прилагательное + kiel + существительное" - "obstina kiel карrо" и др.; 2) "прилагательное + прилагательное" - "frotita kaj polurita". Очевидно, бросается в глаза тот факт, что отмеченные характеристики синтаксической структуры и компонентного состава ФЕ сборника в целом ориентированы на так наз. интернациональную фразеологию или, точнее, на такие особенности данных сторон фразеологии, которые в этнических языках показывают тенденцию к универсализации.
Семантика ФЕ всегда представляла собой поле борьбы различных учений и школ в фразеологии. Представляется необходимым высказать некоторые соображения относительно семантической стороны ФЕ в эсперанто. Не подлежит сомнению тот очевидный факт, что практически все ФЕ эсперанто построены на основе свободных словосочетаний того же компонентного состава, т.е. они апплицируемы, по терминологии В.П. Жукова. Это позволяет утверждать, что эсперантские ФЕ обладают образностью, которая создается взаимодействием двух планов - свободного словосочетания и ФЕ. Разумеется, это не следует понимать так, будто бы абсолютно все ФЕ обладают образностью. Да и само понятие "образность" трактуется по-разному различными исследователями.
Далее, все ФЕ в эсперанто мотивированы, причем характер мотивировки различен: 1) образная мотивировка - karesi kontrau la haroj; 2) структурно-семантическая мотивировка - melki kaproviron; 3) структурно-синтаксическая мотивировка - mizero sur mizero. Отметим, что многие ФЕ обладают мотивированностью на всех трех уровнях. Указанные три вида мотивированности эсперантских ФЕ относятся к внутриязыковому плану, но если учитывать, что все говорящие на эсперанто по меньшей мере двуязычны, то, очевидно, можно говорить и о межъязыковой мотивированности (хотя бы в пределах языков европейского ареала), т.е. практически каждая эсперантская ФЕ соотносится у говорящего или пишущего с однотипной по своим структурным и семантическим характеристикам ФЕ родного языка. Для примера приведем ФЕ - jheti polvon en la okulojn, которая ассоциируется у русских, немцев, англичан, французов, венгров с соответственно "пускать пыль в глаза", jd Sand in die Augen streuen, to dust smb's eyes, jeter de la poudre aux yeux, port hint a szemebe.
Учитывая сказанное выше, трудно говорить о полной идиоматичности, т.е. полной невыводимости значения ФЕ из значений ее компонентов или же полной смысловой неразложимости Фразеологических единиц в эсперанто. Если исходить из семантической классификации В.В. Виноградова, то необходимо признать отсутствие в эсперанто и, вероятно, в любом плановом языке фразеологических сращений типа "бить баклуши" и др. Особо заметим, что на определенном этапе развития языка такие единицы (сращения) все же могут появиться.
Разумеется, в целом идиоматичность не противопоказана и плановым языкам, все дело в степени ее. Так, если мы рассмотрим такие ФЕ из заменгофовского сборника, как melki kaproviron, konstrui kastelojn en aero и другие, то легко заметим, что их значение не выводится из значения их компонентов; дословно - "доить козла" и "строить замки в воздухе; значение же - "заниматься бессмысленным, бесполезным делом* и "предаваться несбыточным мечтам" соответственно.
Придерживаясь традиций и терминологии школы В.В. Виноградова, мы выделяем следующие три типа фразеологических единиц, зарегистрированных в сборнике
- фразеологические единства: melki kaprovi, sapumi la okulojn и др.;
- фразеологические сочетания: droni en detaloj, formeti en arkivon и др.;
- фразеологические выражения: mizero sur mizerо, en luma tago и др.
Для ФЕ первой группы характерна невыводимость значения и вместе с тем его мотивированность в основном через образ или структурно-семантическую модель (на внутриязыковом и межъязыковом уровнях). У фразеологических сочетаний степень идиоматичности ниже, один компонент употреблен в своем прямом значении, другой имеет фразеологически связанное значение. Выражения же семантически разложимы, образностью не обладают, мотивированы на структурно-семантическом уровне.
В "Proverbaro Esperanta" широко представлена синонимия и вариативность. Но следует сказать, что синонимы сборника различаются в основном по оттенку значения, различия же стилистические, хотя и отмечаются, но редки. Впрочем, для планового языка с высоким уровнем нормированности это, вероятно, закономерность. Для примера приведем один ряд синонимов с общим значением "задать нагоняй, дать взбучку": fari al iu bonan lavon - ordigi al iu la kapon - doni lecionon de moroj, etc.
Помимо синонимичных ФЕ, сборник содержит и значительное количество вариантных ФЕ, причем типы вариантности различны:
- компонентная: jheti/shuti polvon en la okulojn;
- морфологическая: li havas la kapon sur (la) ghusta loko;
- конструктивная: sidi (kiel) sur pingloj;
- лексико-конструктивная: batadi la venton, ludi vento-batadon.Фонетическая вариатность, характерная, например, для русской фразеологии в сборнике, не отмечается (ср."между двух огней - меж двух огней").
Наличие широко развитой вариантности подводит нас к одной характерной особенности фразеологии планового языка да и вообще языка, а именно: фразеологическое значение реализуется через посредство целого ряда актуальных и виртуальных вариантов, за которыми можно проследить инвариант, т.е. речь здесь уже должна вестись о фразеологических универсалиях, точнее фразеосемантических универсалиях.
Касаясь конкретных источников ФЕ сборника, можно с определенной долей уверенности говорить о том, что большинство их были смоделированы под влиянием немецких и, особенно, русских ФЕ. Так, несмотря на явно интернациональный характер ФЕ esti sub la shuo (рус. "быть под башмаком", нем. unter dem Pantoffel sein, англ. to be under smb's heel, фр, etre sous le pantoufle),можно, вероятно, утверждать, что эсперантская ФЕ была смоделирована под влиянием именно русской ФЕ (обратим внимание на некоторые расхождения в компонентном составе в немецкой, английской ФЕ, неполное знание Заменгофом французского языка). Существенно и то, что в дальнейшем на основе этой ФЕ автор языка образовал слово subshua (ср. рус. "подбашмачник"). Впрочем, в сборнике есть и более явные соответствия: vivi kiel che la brusto de Dio ("жить как у Христа за пазухой"), (veturi) sur sia paro da kruroj ("на своих двоих"), nutri per promesoj ("кормить обещаниями"), batadi kiel fisho kontrau glacio ("биться как рыба об лед") и многие другие. Обратим внимание на то, что Заменгоф всегда подчеркивал тот факт, что русский язык значил для него несравненно больше других языков (15, 105-115).
Говоря об источниках ФЕ сборника в более широком плане (ср. исток и источник у Э.М. Солодухо; 5, 127), мы особо отметим библейские и евангельские сюжеты и римско-греческую античность (рrореkа карrо, komenci de Adamo, trafi de Scilo al Haribdo, formeti ghis grekaj kalendoj, etc). Эти же источники дают значительную часть интернациональной фразеологии в европейских языках.
Интересной особенностью ФЕ сборника является особая организация их формы, при этом широко используются рифма, ассонанс, аллитерация, другие средства: frotita kaj polurita, mizero sur mizero, en fido kaj konfido, sate kaj glate и т.д. Эти формальные средства имеют исключительное- значение для эсперантской фразеологии, их значение выходит далеко за рамки чисто формальных средств, затрагивает сам план содержания, создает в целом ряде случаев образность, да и саму фраэеологичность. Эти средства являются своего рода компенсаторами в целом небогатой ассоциативной системы эсперантского слова (как компонента ФЕ), очевидно, они компенсируют и отсутствие в эсперантской фразеологии слов-компонентов типа некротизмов и прочих.
Подводя итог, можно сказать, что уже на начальном этапе функционирования эсперанто обладал сравнительно развитым фразеофондом, который был смоделирован Заменгофом по образцу интернациональной .части фразеофонда европейских языков, причем ощущается заметное влияние русского языка, фразеология которого, скорее всего, и явилась своеобразной моделью порождения для ФЕ сборника "Proverbaro Esperanta". В дальнейшем ФЕ сборника сами послужили и продолжаются служить образцом для порождения все новьк и новых фразеологических единиц.
Мы не коснулись здесь вопроса о функционировании заменгофовских ФЕ и попытались не выходить за рамки самого сборника. Нужно отметить, что уже на уровне описания значения заменгофовских УСК позднейшими авторами возникали различные несуразности. Так, К.Минор в своем сборнике (13), построенном на основе эаменгофовского, дает для двух немецких ФЕ с в целом противоположным значением - Jemand Sand in die Augen streuen и Jemand die Augen offnen - один и тот же эсперантский эквивалент - sapumi al iu la okulojn, то есть мы получаем тот редкий даже для этнических языков случай, когда семантика одного слова совмещает антонимические значения. Эту очевидную ошибку К.Минора повторяет в начале семидесятых годов и К.Кесслер (9). Не исключены, конечно, и какие-то неизвестные нам ассоциативные связи двух немецких ФЕ.
Остался без рассмотрения и вопрос о конкретных, частных методах образования ФЕ Заменгофом, т.е. самой его "кухни". Известно, что "Proverbaro Esperanta" является дополнением к работе М.Ф. Заменгофа, отца автора эсперанто, "Сравнительная русско-польско-французско-немецкая фразеология, или сборник пословиц, изречений и поговорок на этих четырех языках" (Варшава, 1905), но вопрос о том, как конкретно создавались ФЕ, остается пока невыясненным. Можно наметить предварительно несколько приемов, использованных Л.Л. Заменгофом: 1) калькирование одной ФЕ из ряда однотипных: рус."обить пороги у кого", фр. assieger la porte de quelqu'un , нем. j-m die Tur einlaufen, эсп. sieghi ies pordon: 2) нейтрализация одного элемента: рус. "как у Христа за пазухой" - эсп. kiel che la brusto de Dio; рус. "мерить на свой аршин" - эсп. mezuri lau sia ргорга metro и др.; 3) контаминация: рус. "мух ловить" + "ворон считать" - эсп. kalkuli mushojn и др.; 4) интернационализация элемента: - рус."сколько душе угодно" - эсп. kiom la koro deziras (русской "душе" как компоненту ФЕ во фразеологии многих языков соответствует "сердце" - Herz, heart и др.).
И, наконец, если целиком выйти за рамки сборника, обратиться к функционированию ФЕ, рассмотреть дальнейшее развитие фразеологических идей Заменгофа, то, несомненно, откроются любопытные явления, исследование которых может оказаться плодотворным не только для фразеологии эсперанто, но и для общей фразеологической теории.
Литература
1. Бодуэн де Куртенэ И.А. Вспомогательный международный язык. - В кн.: И.А. Бодуэн де Куртенэ. Избранные труды по общему языкознанию. Т. П. М.: АН СССР, 1963.
2. Вайнтрауб P.M. Опыт сопоставления соматической фразеологии в славянских языках (к вопросу о сравнительном изучении славянской фразеологии). - В сб.: Вопросы фразеологии. Вып. IX. Самарканд, 1975.
3. Кузнецов С.Н. Направления современной интерлингвистики. - М., 1984.
4. Ройзензон Л.И. Лекции по общей и русской фразеологии. Ч. I. - Самарканд, 1973.
5. Солодухо З.М. Особенности фразеологической интернационализации по линии заимствования. - В сб.: Активные процессы в области русской фразеологии. Иваново. 1984.
6. Cziszar A., Kalocsay К. бООО frazeologiaj esprimoj hungaraj-esperantaj. - Budapest, 1975.
7. Gutmana T. Some ideas about idiom in Esperanto. - In: La Monda lingvoproblemo, vol. 2, Den Haag, 1970, N 6(8).
8. IALA. Some criteria for an international language and commentary. - New York, 1937.
9. Kessler C. Deutsche Redensarten und Redewendungen in Esperanto. - In: Der Esperantist, Berlin, 1970-1973.
10. Lentaigne L. Kiel diri ...? - Agenais, 1983(1-a eld. 1980).
11. Lentaigne L. Tiel diru! - Agenais, 1984.
12. Mihhajlov L. La frazeologiaj esprimoj kaj Esperanto. - In: Bulgara Esperantisto, Sofio, 1986, N 1.
13. Minor K. Deutsche Redensarten in Esperanto. - Berlin, 1922 (2-a eld.: Saarbrucken, 1983).
14. Varga K. Frazeologio kaj artefarita lingvo. Diplomlaborajho. - Budapest, 1986.
15. Zamenhof L.L. Letero al Michaux (21.11.1905). - In: Leteroj de L.L. Zamenhof, vol. 2, P.: SAT, 1948.
16. Zamenhof L.L. Proverbaro Esperanta. - La Laguna, 1961.